Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине. Василий П. Аксенов

Петунин человек уж восемь свалил замертво да десятка три покалечил. Было это в устье Миллионной, на краю Марсова поля. Содрогаясь от омерзения, но распаляя себя ненавистью, Петунин убивал врагов отечества направо и налево.

      Брызги вражьей крови попадали на розовые круглые щеки, на торчащие пшеничные усики и даже в голубые остекленевшие от ярости глаза Петунина.

      Вокруг деловито рубал его полувзвод. Кони дыбились, ржали, солдаты смачно крякали.

      «Витязи, богатыри былинные!» – захлебнулся в коротком рыдании Петунин.

      А толпа все прибывала, перла…

      Много народу куплено длиннопатлыми…

      Красавчики… умники… кровь сосущие… селедкой провоняли… социализмы окаянные… ну-ка, сабелька моя, поработай, поработай… государя душить… кровь сосать… хитрые, коварные… золотом набитые японским… по черепу… по уху… красные прихвостни… гадина проклятая… иконками прикрываетесь православными… в живот и глаз… наймиты английские… наследника нашего душить… вижу, главный христопродавец Максим Горький… сейчас в ухо… в голову саблей достану…

      Марсово поле было черным, а вокруг все мельтешило, мелькали пятна снега и крови, распоротые овчины, бабьи платки, шапки, оскаленные рты, кулаки и глаза…

      Красин с подножки коночного вагона увидел вдруг в толпе, в самой непосредственной близости от драгун, голову Горького, волосы из-под меховой шапки, моржовые усы. Рядом с ним, блестя полубезумными глазами, что-то кричал красивый кудрявый человек, кажется Бенуа… К ним пробивался через толпу мальчишка-драгун с крутящейся саблей над головой. Видно было, что он визжит от каких-то собачьих чувств. Должно быть, он думает, что Горький и Бенуа – главари. Он может покалечить их, убить!

      Красин прыгнул с подножки на чьи-то плечи, с трудом опустился на землю.

      – Господа, там Максим Горький! – закричал он. – Товарищи, там Горький! Спасите его!

      Он бешено заработал локтями, но продвинуться не удалось ни на метр.

      Толпа сносила его в сторону Летнего сада. В хаосе перемешались манифестанты и любопытные. Сквозь пар, клубящийся над городом, тускло светилась петропавловская игла. Красин уже потерял из виду Горького и Бенуа. Позади слышались рыдания. Он оглянулся и вздрогнул от ужаса: за плечом какого-то рабочего рыдало рассеченное лицо. Лицо рыдало от непоправимости того, что с ним произошло.

      – Платок! Возьмите платок! – закричал не своим голосом Красин. Он чувствовал, что нервы отказывают ему.

      Кто-то схватил белый платок, передал назад. Движение ускорилось, словно неведомая сила подхватила толпу и понесла ее вдоль Лебяжьей канавки, за которой в голубом и белом спокойствии стояли деревья и зашитые досками скульптуры Летнего сада. Со стороны Дворцовой площади донесся мощный ружейный залп.

      – Господи! Что они с нами делают?

      – Драгуны, псы! Русские вы аль нет?

      – Палачи кровавые! Собаки!

      – Вы бы так с японцами воевали!

      – Мальчонку, мальчонку задавили!

      – Убийцы! Сволочи! Бейте!

      –