Дом Книги. Андрей Бехтерев

в руках.

      Света и Дима поднялись пешком на 4 этаж 5-этажного дома и остановились на лестничной площадке. Они пришли навещать одного из душевнобольных, отпущенных домой.

      – Ты просто посиди с ним, а делать ничего не надо. Я сделаю. Просто подожди, – сказала Света. Ее спутник кивнул. Девушка достала из сумочки ключ и открыла дверь. Дима прошел в квартиру вслед за девушкой. Света захлопнула дверь, и они погрузились в полумрак. Света щелкнула выключателем и загорелась тусклая лампочка, свисающая с потолка на проводе. Стало чуть светлей. Дима снял ботинки и вслед за девушкой шагнул в комнату. Посреди комнаты стоял маленький столик, на котором горела большая свеча. Рядом со столиком стоял мужчина с седыми волосами и аккуратно подстриженной бородой. Он был в потертом костюме. Увидев Свету, мужчина расплылся в улыбке.

      – Я уже не ждал, – высоким голом сказал он, подбегая к девушке. – Свет у нас отключили.

      – Но я же пришла, – тихо, успокаивающе, сказала Света, протягивая свою руку для светского поцелуя. – Я всегда прихожу.

      Мужчина, поцеловав Светину руку, посмотрел на молодого человека.

      – Это – Дима, – ответила на незаданный вопрос Света.

      Хозяин протянул гостю свою тонкую длинную ладонь. Дима с готовностью принял рукопожатие.

      – Петр, – представился мужчина.

      – Я на кухню, – сказала Света и исчезла во тьме. Дима остался наедине с сумасшедшим.

      – А я еще раз Петр, – повторил хозяин, чтобы заполнить тишину. – Пич или Петр Ильич, как хотите.

      Хозяин сел на стул, стоявший рядом со столиком.

      – Присядете? – спросил Петр Ильич, указывая гостю на стул с другой стороны стола. Дима присел.

      – Ко мне сейчас редко заходят разные люди. Я разучился быть развлекательным. Если вам будет скучно, то поскучайте чуть-чуть. Скука бывает полезной, если принимать по рецепту. Вы любите музыку?

      – Да, – кивнул Дима, – но я не очень разбираюсь.

      – А я очень разбираюсь, но, тем не менее, тоже люблю. Парадокс? – Петр Ильич задумался, – или не парадокс?

      – Не парадокс, – улыбнулся Дима, – музыку любят все.

      – Уже все? Как летит время. Тогда надо поточней спросить. Вы любите музыку, которую пишут покойники?

      – Не знаю. Если услышу, то скажу.

      – Трупы – прекрасные люди, но они слишком серьезные. Они такие, знаете ли, все из себя памятники. Фуги, эпитафии, черные занавески. Полный Брамс. Я не очень болтлив?

      – Нет, – ответил Дима.

      – Знаете, мне сейчас никто не пишет либретто. Приходится самому писать. Я и раньше пробовал и сейчас могу. Но все эти рифмы и размеры, так жалки. Я хочу сказать, что ритм аристократичней рифмы. Рифма просит, а ритм подает. У красивой рифмы должно быть сопротивление. Она, как смешная женщина, которая сопротивляется, потому что хочет отдаться. Зачем брыкаться? А это просто ее представление об аристократизме. А правила аристократов учат только плебеи. Кому как не им знать, в какой руке должна быть вилка, какое ударение грамотно, как вызвать на дуэль, как сидеть на табуретке. Рифма такая же тетка, она все