Дом Книги. Андрей Бехтерев

похоронах и поэтому цирк чем-то напомнил мне похороны. Скорей всего мне не понравилось.

      – Ты, наверное, был забавным мальчиком? – засмеялся Клоун.

      – Забавляетесь мальчиками?

      – Не гони, – скривился Гриша. – Терпеть не могу современные понятия об извращениях. Педофилы, некрофилы, зоофилы. Да пошли все на хрен. Любовь свободна в выражениях и освящает любой мат. Меня бесит, когда люди по-обезьяньи ржут над тем, что им не понять.

      – Потому что это дело профессиональных клоунов? – засмеялся Дима. Гриша примирительно улыбнулся.

      – Ты прав, – продолжил Клоун. – Цирк – это мрак и вся эта духовая медь не случайна. Цирк – это языки адского огня.

      – Что? – не понял Дима.

      – Адский огонь. Есть такой огонь. А цирк – это тот же огонь, только в виде шоу.

      – Вы серьезно? – спросил Дима, удивившись умозаключению клоуна про цирк.

      – Конечно. Я кипел в этом котле всю жизнь. Мне ли не знать. Единственно, что меня озадачивало, так это почему цирк любят дети. Что им чистым до адского огня? А потом я понял, что цирк – это грязнилище

      – Это еще что?

      – Грязнилище. У католиков есть чистилище, в котором души умерших очищаются от грязи, прежде чем в рай попасть. А цирк – это грязилище, где чистым душам презентуют ад, небольшой рекламный ролик, переполненный ложью. Все эти фокусники, дрессировщики, акробаты, жонглеры, силачи, клоуны оф козз. Почему столь разнообразный сброд собирается под одной крышей? Почему там не музыка, а пародия на музыку? Не чудо, а пародия на чудо? Почему глядя на огонь люди замолкают? Потому что они наталкиваются на вечность, которая их ожидает. И эта вечность отнюдь не прекрасна. Что ты думаешь про ад?

      – Наверное, там плохо, – подумав, ответил Дима.

      – Плохо? – повысил голос Гриша. – Да что ты знаешь про «плохо». Я всю свою жизнь облизывал это пламя, целовал его языки взасос. Ой, как горячо. И детишки смотрят, смеются и сатанеют, и родителям уже не так сложно будет им объяснить, почему кошечку переехал троллейбус. Дети – это безысходность. Я это понял однажды, когда моей Снежане было 2 года. Она уже лепетала, была такой забавной. Я любовался ее чистотой и вдруг понял, что дети – это безысходность. Эта чистота безнадёжна. Можно спрятать её в банку, но она там задохнётся, поэтому приходится вести детишек в цирк.

      Клоун окончательно захмелел и пошел спать. Время было обеденным. Дима вышел из дома, что бы где-нибудь пообедать. Готовить на кухне не хотелось. Он быстро добрался до центральной улицы, зашел в первое попавшееся кафе, плотно поел и отправился гулять. Дима думал про Свету, про то где она сейчас и с кем. Девушка заняла почти все его мысли. Пройдя туда-сюда по центру города, Дима вспомнил про галерею, в которой они были вчера, и решил сходить, что бы более внимательно рассмотреть Светины фотографии. При ней пялиться на них было не совсем удобно. Он с трудом нашел нужную улицу. Галерея была открыта. Даже касса работала.

      – Один билет – сказал Дима пожилой билетерше.

      – 300 рублей, – ответила дама.

      «Ни фига себе», – подумал Дима, протягивая 500-рублевую купюру.

      Прежде чем