Хент. Акоп Мелик-Акопян (Раффи)

который шел прыгая, хлопая в ладоши и пел наивную курдскую песню.

      Баба старая в лягушку превратилась,

      И на дно она морское опустилась.

      Там песку она достала не простого,

      Полну пригоршню песочка золотого

      За козу песок она отдала.

      А козе ноги не доставало!

      Ты скажи мне, козочка,

      Дорогая козочка,

      Почему грязна ты,

      Почему хрома ты?

      – «Юродивый! – кричали со всех сторон курды и, окружив его, заставляли повторять песню.

      И действительно, этот человек был юродивым или прикидывался им. Он был одет, как у нас одеваются шуты, бродящие по селам с канатными плясунами. Стоя под канатом, они паясничают и развлекают народ. Был он высокого роста, с диким выражением лица. На голове его красовался высокий безобразный колпак, сшитый из кусков старого войлока и увешанный маленькими колокольчиками, которые звенели при малейшем движении головы юродивого. Лицо его было вымазано ваксой и расписано разноцветными линиями. Все его платье состояло из старой разорванной шинели, надетой на голое тело и подпоясанной веревкой; ноги были босы.

      – Ну-ка, зареви ослом, – говорили ему.

      Юродивый нагибался и, широко раскрыв рот, отчаянным криком подражал ослиному реву.

      Окружающие смеялись и бросали ему медные монеты. Юродивый, поднимая деньги, удивленно рассматривал их и, бросив в сторону, просил хлеба; получив хлеб, он разламывал его на куски и глотал не разжевывая.

      – Ты, вероятно, пляшешь как медведь, – кричали ему, – покажи-ка нам свое искусство.

      Юродивый ползал на четвереньках, поднимал ноги, ходил на руках и проделывал различные другие акробатические упражнения. Целый день он оставался в лагере курдов, развлекая их – болтал по-курдски, ругал и проклинал русских, кричал, что надо уничтожить всех гяуров.

      До поздней ночи раздавался по лагерю голос юродивого, но с рассветом юродивый исчез…

      III

      Полуденное солнце жгло немилосердно. Было удушливо жаркое время дня, когда дороги освобождаются от путешественников и каждый старается скрыться в тени, подышать свежим воздухом.

      В это время по дороге, ведущей из Баязета в Алашкерт, шел одинокий путник. Дорога вилась зигзагами по горным теснинам; бесконечные спуски и подъемы могли утомить путника, но он, казалось, не чувствовал усталости.

      Он шел быстрыми шагами, безостановочно, не глядя по сторонам, точно его влекло вперед весьма важное дело и каждая минута была очень дорога.

      Путник был молод и одет как юродивый, которого мы видели накануне: та же изношенная шинель покрывала его голое тело, тот же пояс, недоставало только колпака, увешенного колокольчиками, и на лице не видно было следов ваксы. Голова его была защищена от палящих лучей солнца шапкой, сплетенной из свежего тростника, какие плетут и носят крестьяне во время полевых работ. Этот патриархальный головной убор затенял его мужественное, но грустное лицо. Путник казался