Царство черной обезьяны. Анна Ольховская

поймешь, кто тут хозяин, а?! Сколько можно тебя учить, кабысдох проклятый! Убил бы давно, так ты… деньжищ стоишь немереных! У, зверюга! Даже голод тебя не сломал! Ничего, хорошая дубина обломает! Н-на, получи!

      Снова звуки ударов, мат, жалобный собачий вскрик и – плач-скулеж.

      Это какая ж тварь здесь над животиной издевается?! Да еще рядом с местом, где находятся дети?! Куда смотрит руководство данного заведения?!

      Избиение продолжалось, пес скулил все тише. Да он же убьет беднягу, сволочь!

      Да, знаю, соваться одной в незнакомое место, туда, где непонятно кто и неизвестно, сколько этих непонятно кого, – по меньшей мере глупо.

      Но ведь там мучают собаку! И не так уж я и беспомощна, у меня в рюкзаке дамский пистолет имеется. Штучка вроде игрушечная, но кусает больно, он ведь не газовый, а самый настоящий. Лешка мне его купил, а Сергей Львович разрешение оформил.

      Звуки доносились из крайнего двора небольшой деревеньки, соседствовавшей с детским центром. Хорошо, что снег не очень глубокий, всего по щиколотку, бежать он не мешал. А еще хорошо, что я, собираясь за город, надела высокие ботинки на шнуровке и удобную куртку.

      Переложив на всякий случай пистолет из сумки в карман куртки, я подбежала к металлической калитке с надписью: «Осторожно, злая собака!» – и запинала ни в чем не повинную калитку ногами:

      – Немедленно откройте!

      Глава 6

      Особь, матерящаяся за забором, почему-то совсем не устыдилась присутствия посторонних. Отнюдь. Вернее, перенюдь – этажность матерной постройки превысила допустимую высоту, и, согласно сопромату (нет, это другой мат, хотя…), надо мной нависла угроза обрушения всей конструкции.

      Почему надо мной? Да потому, что вдохновленный матерной музой тварец (от слова «тварь», а не «творить») изволил прервать свое занятие и отнести свою… себя, в общем, к калитке:

      – Какого… барабанишь? По башке своей постучи, козел! Коза! – Это распахнувший калитку самец человекообразной обезьяны даму узрел. – Сдурела? Че надо?

      Вступать с оппонентом в дискуссию я не сочла нужным, поскольку по оттенку эмоций и наполненности ощущениями это было все равно что вступить в кучу экскрементов.

      Чмо, явившее себя моему алчущему прекрасного взору, полностью подтверждало теорию Ломброзо. Скотство и склонность к насилию были намалеваны на физиономии самца несмываемыми чернилами. Впрочем, в данном конкретном случае это могли быть и обычные, смываемые, мужичонка в принципе не заморачивался с помывкой. О чем мое обоняние, истерически взвизгнув, сообщило перед тем, как упасть в обморок.

      Тощий, низкорослый, волосы растут от бровей, глазки затерялись внутри черепа, волосенки сальные и, по-моему, подозрительно шевелятся – не мужчина, а мечта.

      Грозно – как ему казалось – набычившись, павиан в замызганной одежке попытался поставить наглую бабу на место, выискивая все новые и новые речевые обороты. Ха, напугал ежиху голым задом! Пупсик, все попытки поставить меня на место заканчивались потерей