Цену жизни спроси у смерти. Сергей Донской

В случае необходимости полномочий Громову хватило бы на то, чтобы занять место любого пассажира. Он вообще мог бы совершить одиночное путешествие, взбреди ему в голову такая блажь. Начальству было безразлично, какой ценой он доберется до Сочи или в любую другую точку земного шара. Лишь бы Сурин был выслежен и изловлен до того, как умыкнутый им кредитный транш затеряется в лабиринтах мировой банковской системы.

      Один миллиард двести миллионов долларов. Не такая уж внушительная сумма, если поделить ее между всеми россиянами. Что-то около 8 долларов на каждого. Но если эти деньги сосредоточить в каком-нибудь одном месте, то получится внушительная гора. Конечно, не железнодорожный вагон, упомянутый генералом ФСБ, но все равно не меньше десяти тонн резаной бумаги. Громов с трудом представлял себе такую кучу денег. Неужели этот мираж реальнее и весомее всего того, что есть вокруг?

      Достав из кармана бумажник, Громов перелистнул выданные ему деньги и полюбовался портретом президента Франклина на одной из стодолларовых купюр. Какой-то плешивый американец с бабской физиономией, а надо же, какую всемирную популярность заимел! Впору его серо-зеленый лик в церквях выставлять среди икон. От желающих помолиться отбоя не будет.

      – Ваш билет! – девица в синем кительке, сидевшая за стойкой, смотрела на замешкавшегося Громова с плохо скрываемой неприязнью. Она могла бы выглядеть значительно привлекательней, если бы научилась улыбаться. Ее более талантливые сверстницы, в совершенстве овладевшие мимикой, работали на международных направлениях, и от зависти к ним у девицы испортился цвет лица и характер. – Если вы не собираетесь регистрироваться на рейс, гражданин, – процедила она, – то отойдите, пожалуйста, в сторону и не мешайте мне работать.

      – Я собираюсь регистрироваться, – успокоил ее Громов, протягивая билет.

      – Паспорт!

      – Прошу.

      Покончив с нехитрой процедурой, Громов прислонился к приятно холодящей плечо колонне и принялся разглядывать публику, заполнявшую здание аэровокзала.

      Люди под его высокими сводами казались маленькими, а голоса у них были плоскими и невыразительными в сравнении с тем, который время от времени раздавался откуда-то из-под потолка. Этот хорошо поставленный женский голос с чувственными интонациями легко перекрывал и гомон толпы, и низкий гул самолетов. Мелодичный перезвон, сопровождающий объявления, создавал в зале волнующую, почти праздничную атмосферу.

      Слушая краем уха информацию, чтобы не прозевать приглашение на посадку, Громов от нечего делать наблюдал за пассажирами, с которыми ему предстояло совершить путешествие на Черноморское побережье. Отходя от регистрационной стойки, большинство из них инстинктивно собирались вместе, держась в зале обособленной стайкой. Пестро одетые бледноватые мужчины и женщины уже предвкушали отдых под южным солнцем и вели себя намного развязнее тех заурядных граждан, которые собирались в какую-нибудь Хулхуту или Елабугу, если только туда летали самолеты. На некоторое