Цену жизни спроси у смерти. Сергей Донской

потрудился расшифровать: – Команда экстренного реагирования… Не думаю, что это какое-то элитное подразделение. Так, сброд специалистов по разгребанию всякого высоковельможного дерьма. – Он поморщился. – Но там тебе сейчас самое место, Гром. Уедешь в Москву, пообтешешься там немного, премудростей разных нахватаешься. Глядишь, через годик-другой вернешься. Вот в это самое кресло. – Полковник похлопал по кожаному подлокотнику и ободряюще подмигнул майору. Глаза у него при этом были печальными, как у старого сенбернара, предчувствующего свою скорую кончину.

      – Я предпочел бы остаться здесь, – сказал Громов, отведя взгляд. – У нас своего дерьма навалом, родного.

      – Заткнись! – Яростный шепот полковника был напряженным и свистящим, словно воздух из него выходил под давлением в несколько атмосфер. – Пока что здесь решения принимаю я! На следующей неделе к нам комиссия прибывает. Догадываешься, по чью душу?

      – Что же мне теперь, в погребе отсиживаться? – невесело усмехнулся Громов.

      – Не отсиживаться, а продолжать служить! И не в погребе, а в столице!

      – Спасибо, конечно, товарищ полковник, но вряд ли из этой затеи что-нибудь получится. Не успеют мои документы по инстанциям пройти. – Улыбка с губ Громова никуда не делась, но сделалась кривой. – И потом, – продолжал он, – после истории с Ханом мою биографию незапятнанной не назовешь. Представляю, как обогатилось мое личное дело.

      – Нет! – живо возразил полковник. – Ни хрена ты не представляешь. Это надо видеть. И читать. Твои коллеги и сотрудники на славу расстарались. С такими товарищескими характеристиками тебя теперь и грузчиком в ведомственный буфет не возьмут.

      Громов пожал плечами, постаравшись сделать это как можно более беззаботно:

      – Вот видите. О каком переводе в Москву может быть речь? В музей ФСБ, в качестве пугала?

      – Запрос из главного управления пришел в марте, еще до твоей самодеятельности, – заявил полковник ни с того ни с сего, а потом водрузил на нос очки и принялся деловито перебирать бумаги на столе. Он всегда поступал так, когда желал сообщить нечто важное или конфиденциальное. Делал это вскользь, мимоходом.

      Громов насторожился:

      – Разве это что-нибудь меняет?

      – Очень многое, – буркнул полковник. Теперь он поочередно выдвигал ящики своего стола и озабоченно шарил в них, хотя ничего интереснее чистой бумаги, телефонных справочников и канцелярских принадлежностей там никогда не хранилось. Казалось, он совершенно забыл о присутствии Громова. Пришлось напомнить о себе вопросом:

      – Что именно?

      – Что именно? – задумчиво переспросил полковник, вертя в руках допотопный дырокол, которым впору гвозди забивать. – А то, что дело твое было отправлено в Москву задним числом. До того, а не после. Святого из тебя сделать все равно не получилось, но с тебя ведь не иконы писать собираются, верно? – Полковник спрятал дырокол в стол, зато извлек оттуда длинную низку скрепок, сцепленных между собой на манер