Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник). Михаил Генделев

гений, гений поэзии послезавтра или никогда.

      Он не имперский, бронзовеющий на глазах, певец истории и государства.

      Не элитарный поэт (узкий кружок своих…). Амихай – поэт-демократ. Он для всех.

      По-моему, Амихай не рискует в стихе. Поэтический темперамент не понуждает его к прогулкам по канату, не чреватым падением лишь при полной вере в наличие этого волоска над бездной. В этом смысле Амихай похож на Бродского – прочностью и безрисковостью поэтики, традиционализмом.

      Содержание стихов Амихая – поэзия, увиденная и нащупанная в миру, в бытии, метафизика ему не чужда, она не объявлена, но дает о себе знать холодком, метафизическим сквознячком его стихов. Но стихи эти открыты для прочтения и соучастия, открыты читателю, выданы современникам на сопереживание.

      И при этом его поэзии свойствен аристократизм. Того толка, когда за простотой изъяснения стоит изысканность речи, добротная, джентльменская ясность – ясное сознание.

      Натравить хищные воспоминания

      Сегодня я думал о ветре в твоих кудрях,

      о том, насколько раньше тебя я пришел в этот мир,

      о вечности, куда я раньше тебя уйду.

      О пулях, нашедших не меня на войне,

      А моих однополчан,

      которые были лучше, чем я,

      потому что не продолжили жизнь, а я жил,

      о том, как ты стоишь летом голая перед плитой,

      и о том, как, прищурясь, пытаешься дочитать страницу

      при последних лучах уходящего дня.

      Смотри: мы получили больше, чем жизнь.

      А теперь надо взвесить все, все оценить в тяжких снах

      и натравить нашу хищную память на то,

      что есть «настоящее время».

      Белая негритянка

      Опять тоска моя и томленье,

      когда на чужие смотрю освещенные окна:

      кто?.. – некто… что? – стоит… где? – перед зеркалом… Или

      уже снегопад состоялся внутри, в спальне,

      посторонний король лег по королевскому праву на женщину,

      что могла и должна

      быть моей.

      Белая моя негритянка!

      С Абиссинской улицы,

      с фальцетом дерзкого пацана,

      не успевшим сломаться.

      С нею, в горячей ванне.

      А из соседнего переулка доносит обрывки диспута

      на религиозную тему.

      В моем времени, в твоем пространстве

      Мы бывали вместе

      в моем времени, в твоем пространстве.

      Ты представляла место, а я – время.

      Покой, тишина и тигрица – уживались в твоем теле, покуда

      то в цветах, то в шелках, то в белом, то припав и отпрянув,

      неслись мимо нас времена этого года.

      Всем в себе человеческим мы поступились ради тигриного

      права

      на безмятежность, вечность, но и на готовность

      в любую минуту полыхнуть и сгореть без остатка,

      как сухие травы горят на исходе лета.

      Я делил с тобой дни. Ночи.

      Мы переглядывались с косыми дождями.

      Мы не видели снов.

      Сны нас не посещали.