Не стреляйте в белых лебедей (сборник). Борис Васильев

Рюмочки, огурчика…

      – Сейчас, Феденька, сейчас, – с торопливой готовностью сказала Паша, вставая.

      Всхлипывая и ладонями вытирая слезы, прошла на кухню. Иван молчал.

      Федор повозился, то ли устраиваясь поудобнее, то ли от смущения. Сказал:

      – Не сердись, Трофимыч. Не выдержал. Жалко себя стало, силы своей… – Он помолчал. – Ты знаешь… Знаешь, в суд я подал.

      – Знаю.

      – Ну вот… – Федор вздохнул. – Затаскают тебя, поди.

      – Меня-то ладно. – Иван потушил окурок, вернулся к Федору. – Меня-то ладно, Федя. Тут хуже дело получается. Так получается, что работяг ты премии лишишь. Квартальной премии. А ведь они-то ни в чем перед тобой не виноваты.

      – Как?

      – На первое место по району вышли. А если суд, то, сам понимаешь, срежут. Знамя-то еще, может, оставят, а премию…

      Вошла Паша, принесла две рюмки, тарелку с огурцами.

      Мужчины молча чокнулись, несколько торжественно выпили.

      Федор сунул в рот огурец, сказал деловито:

      – Надо, Паша, к Ефиму Лазаревичу сходить и забрать назад то заявление.

      Паша молча посмотрела на Ивана.

      – Это свояк нам затмение устроил, – виновато улыбнулся Федор. – Хорошо, до позора дело не дошло. Сходишь, Паша?

      – Схожу.

      – Ну, молодец, – с облегчением вздохнул Федор. – Умница ты у меня и душа добрая. Будь здоров, капитан, и не сердись: тошно мне, знаешь…

      И вновь Иван уходил со смятением в душе. Шел, глядя под ноги, не узнавая встречных, пытаясь понять, не слишком ли дорогой ценой заплатил он, не пустив в Волгу прорвавшийся лес. Ни до чего он так и не додумался, но твердо понял, что не успокоится, пока хоть мало-мальски не наладит Никифоровым жизнь…

      Володьку Пронина время от времени озаряли идеи. Были они большей частью пустопорожними, касались усовершенствования торжеств или нового способа подачи заявлений, но Пронин брался за них с такой энергией, что уже во второй инстанции истинный смысл их терялся, а еще выше к ним начинали относиться даже с интересом:

      – Инициативный работник.

      – Часы! – крикнул Пронин, когда Иван рассказал ему про Федора. – Часы, товарищ Бурлаков! Дело тихое, чистое: сиди себе да колупайся. И ходить не обязательно.

      – Да не умеет он часы. Сроду с дизелями.

      – Научим. Сегодня же свяжусь с часовой мастерской, попрошу, чтоб прикрепили к нему мастера. Пусть первое время будильники ломает. – Пронин записал что-то на перекидном календаре совсем так, как это делал директор. – Так. Заметано. Что еще?

      – Насчет ссуды. Ссуду бы с него скостить, Володя. Юрий Иваныч дал распоряжение, а по вашей линии…

      – Правильно критикуете: текучка заела. Соберу комитет, провернем. Заметано. Еще?

      – Все, – улыбнулся Иван. – Кипишь ты, Володя, как ведерный самовар.

      – Должность такая, – без ложной скромности согласился Пронин. – Народ раскачивать приходится, идеи бросать. Да, как у вас с новыми обязательствами?

      – Мы старые еще не выполнили.

      – Не надо за старое цепляться.