Обреченный пророк. Алексей Атеев

он говорил минут десять, потом неожиданно заявляет:

      «В письме это еще сказано, что в женском отделении тоже не все ладно, неплохо бы проверить».

      Директор заявляет, что это, мол, очередная клевета и что у женщин все в порядке, даже лучше, чем здесь.

      «Вот я и проверю, проводите меня туда».

      Директор глаза вытаращил и спрашивает:

      «Что же, прямо так, в натуральном виде и пойдете?»

      «А что, – заявляет Семиоков, – прямо так и пойду!»

      «Да вы бы хоть прикрылись, ведь кипятком ошпарят».

      «Это лишнее», – отвечает Семиоков.

      Мы так и обалдели.

      Директор переминается с ноги на ногу, не знает, что и сказать.

      «Ведите меня», – приказывает проверяющий.

      Директору куда деваться – шагнул он к двери, но потом повернулся к Семиокову и взмолился:

      «Вы хоть прикройтесь!»

      «Что же, – говорит Семиоков, – чресла, пожалуй, задрапирую», – обвязался полотенцем и пошел, директор за ним, ну и я тоже, – смущенно опустив глаза, сказал шофер.

      – Народу в женском отделении было немного, – продолжал шофер. – На нас сначала не обратили внимания, но Семиоков сам привлек его.

      «Здравствуйте, товарищи! – громко воскликнул он. – Рад приветствовать вас!»

      Что тут началось: визг, крики, бабы голые мечутся, кто тазиком прикрывается, кто этим же тазиком ударить норовит, словом, ад. Директор со страху выскочил прочь, я за ним. Из-за двери вопли несутся, потом заорал Семиоков. Выбежал он оттуда совершенно голый и красный, как рак, – его все-таки ошпарили.

      Подпрыгивает на месте, директор его за собой тащит, а сам незаметно пальцем у виска крутит, показывает мне: мол, не псих ли?

      Утащили мы Семиокова в кабинет, усадили на диван, притащил я его тряпки, потом приехала машина, и увезли нашего проверяющего сами понимаете куда… Никакой это не Семиоков оказался, а сумасшедший, сбежавший из нашего Монастыря!

      Выслушав подробное повествование, Крендель был несколько обескуражен. Однако не подал вида и только поинтересовался у шофера, понравились ли ему женщины в бане.

      – Старухи одни, – односложно ответил тот.

      – Ну что ж, и на старуху бывает проруха, – невпопад, как показалось шоферу, высказался Крендель.

      Несколько описанных выше инцидентов, связанных с Монастырем, должно быть, настроили читателя на юмористический лад, однако дальнейшие события, о которых пойдет речь, никак не назовешь веселыми.

      Глава 3

      Урок истории в шестом классе тихореченской средней школы № 2 подходил к концу. Преподаватель – Олег Павлович Тузов – бубнил что-то о распаде рабовладельческого общества и зарождении новой социально-экономической формации – феодализма.

      На дворе стоял сентябрь, окна в классе были распахнуты, в них врывались волны горячего воздуха с улицы, а вместе с ними щебет птиц, приглушенный гомон человеческих голосов. Головы детей то и дело поворачивались к окнам. Чувствовалось, что период становления феодализма занимал их не очень.

      Ведя