Три жизни одного из нас. Николай Федорович Васильев

А мне как-то не по себе было…

      – Что ж, картина ясна. В целом-то ты доволен?

      – Не то слово. У меня такого секса еще не бывало. Даже с женой.

      – Ох, Сашка, Сашка, ты неисправим, – рассмеялся Сергей. – И это хорошо. Вот давайте первый тост и поднимем за нашего почти Геракла. Только, Палыч, титруй дозы – завтра надо быть в хорошей форме…

      Он выпил вместе со всеми и добавил:

      – А мне, кстати, еще и сегодня, к ночи…

      – Так ты снова к своей Алле пойдешь? – спросил бывший уже в курсе Хмельницкий.

      – Не то, чтобы моей, но вчерашняя спевка ее, вроде, устроила и мне предложили еще порепетировать.

      – И как она в постели? – с жадным интересом продолжил неугомонный Сашка. – Сколько ты подходов сделал?

      – Мила. Даже очень. А что касается подходов, то я не их считаю, а женские оргазмы. Впрочем, и я в счете сбился…

      – Ну, Сергей, ты даешь! Второй тост за тебя!

      – Ладно, – пожал плечами Карцев, – хотя я хотел предложить за Палыча, который сегодняшний сабантуй организовал.

      – А ты организовал вчерашний, – не сдавался Хмельницкий, – за который мы тебе благодарны! Правильно, Палыч?

      – У вас неплохо получилось, – мрачновато признал Бутусов.

      – У тебя тоже еще получится, – подбодрил Александр. – Какие твои годы?

      В десять вечера все еще оживленное дружеское застолье было нарушено резким звоном дорожного будильника, который Карцев специально купил для командировок. Егор Павлович прервал очередную байку про себя и темпераментную комсомольскую инструкторшу, а Сашка встрепенулся как конь.

      – Ну, Серега, пора тебе собираться, – чуть ли не хором сказали они.

      Карцев с явным сожалением выбрался из уютного кресла, хрустнул, потянувшись, суставами и потряс отяжелевшей головой. Идти куда-то в ночь ему откровенно не хотелось, но… своим словом он еще дорожил.

      – Чем бы запах алкогольный отбить? – спросил он в пространство.

      – Чайными нифелями, – торопливо предложил Хмельницкий. – Или кофейными зернами.

      – Чесноком… – хохотнул Бутусов, но тут же поправился: – Хорошо тыквенными семечками, да ведь их нет. Сойдут, наверно, и подсолнечные – у меня вот в кармане немного завалялось…

      Карцев с отвращением пожевал нифеля и по настоянию Сашки еще и проглотил, затем пожевал семечки прямо с кожурой, но их выплюнул. В довершение, повинуясь собственной интуиции, съел пару лимонных долек и побрел в умывальник: чистить зубы, бриться и в целом освежиться. К половине одиннадцатого он выглядел вполне сносно и, напутствуемый фантастическими пожеланиями приятелей, шагнул за порог обжитого уютного номера.

      Умиротворенный ласковым майским вечером, с проветрившейся головой, входил Карцев во двор знакомого дома на Красноармейской улице. Повторяя про себя наказ вчерашней полюбовницы (…если свет будет в одном окне, на кухне, то дочь уже уснула…), он взглянул на окна третьего этажа и чертыхнулся: все светились электричеством. Оглядевшись, он выбрал на пустынной детской площадке качели,