Боги ушли, твари остались. Михаил Рогожин

этаж и нетерпеливо постучал в дверь комнаты Аделии. Она не ответила. Он взялся за ручку, чуть-чуть приоткрыл дверь.

      – Аделия?

      – Заходи… – тихо ответила она.

      Альфред зашел. Она лежала на кровати. На ней был шелковый халатик в мелкие ромашки.

      – Франц отправился осматривать конюшню…

      – Поцелуй меня… – прошептала Адель.

      Альфред подошел к ней, опустился на колени и приник к её полуоткрытым слегка подрагивающим губам.

      Аделия подчинилась тому своему «я», которое истосковалось по любви, и теперь бездумно и безрассудно хотело броситься в неё, как в омут головой. Страстное желание, охватившее её тело, мгновенно передалось Альфреду. Он давно не ощущал, чтобы так колотило. Тело Аделии напоминало об утраченном райском блаженстве. Впервые за долгие годы женские объятия вызывали у него не нагнетание головной боли, а лёгкое головокружение.

      Они оба потеряли ощущение времени. Отдались волне накатившего чувства. Ощутили ту самую первую страсть, которая не позволяла все эти годы забыть друг друга.

      – Ну же… – простонала Аделия.

      И тут боль с предательской силой ударила в затылок Альфреда. Он вздрогнул и отпрянул от неё.

      – Куда? – схватила она его за руку.

      – Не сейчас… Не сейчас… – торопливо пробормотал он.

      – Не уходи… – Аделия отчаянно не хотела возвращаться к реальности.

      – Потом… мне надо привыкнуть.

      Боль утихла так же внезапно, как и возникла. Так быстро она никогда не отпускала. Но Альфред уже боялся вернуться в объятия Аделии.

      – Там твой муж… Потом. – И стремительно вышел из комнаты.

      Аделия бессильно упала на подушку.

      «Всё пропало… все пропало… – пронеслось в голове. – Всё пропало…»

      Глава восьмая

      Франц вернулся в гостиную в приподнятом настроении. Во время осмотра конюшни ему удалось разговорить простодушного Ульриха. Тот, польщенный похвалой порядка, в котором всё содержится, многозначительно намекнул, что хозяин не женится, потому что никак не может забыть свою трагическую любовь, о которой запрещено вспоминать. Как не подначивал его Франц, старик не поддался и лишь со вздохом многозначительно заключил: «Это была великая любовь! Слава богу, что не произошла, иначе фрау Габи сошла бы в могилу намного раньше». Дальнейших уточнений от Ульриха не требовалось. Франц понял, что шанс оседлать ситуацию значителен.

      Кресло у камина оказалось занято незнакомым пожилым мужчиной в форме бригаденфюрера СС. Одутловатое лицо с разбухшим мясистым носом украшали усики а-ля Гитлер. Маленькие глазки были полузакрыты, а над ними нависал огромный царственный лоб мыслителя, обрамленный поредевшими седыми волосами, подстриженными ёжиком.

      – Франц Вальтерхофф, – представился Франц.

      Старик испуганно втянул голову в плечи.

      – Тише. Садитесь, – подождал, пока Франц опустится в кресло, и продолжил шепотом: – Я – Виллигут, но о моем появлении здесь никто не должен знать.

      – Понял, – откликнулся Франц.

      Старик смотрел на него так, будто