Греческая рапсодия. Самид Агаев

равно не справиться.

      – Бахтин меня зовут, Иван Тимофеевич. А вы – Виктор Степанович Грек – правильно? Да вы садитесь, в ногах правды нет.

      Грек послушался и плюхнулся в кресло. От резкого движения ему вдруг стало нехорошо, он почувствовал слабость. Грек вздохнул и вытер выступившую на лбу испарину.

      – Что, тяжко? – участливо спросил Иван Тимофеевич.

      Грек кивнул.

      – Может, пивка холодненького?

      – Нету.

      – А мы сейчас – гонца, – заговорщически сказал Бахтин и, обращаясь к плечистому, бросил: – Давай, парень, сходи на угол, там палатку я видел.

      Парень поднялся и вышел из квартиры. Бахтин проводил его взглядом, затем посмотрел на Виктора и улыбнулся. Виктор улыбнулся в ответ, но все же спросил:

      – А как, собственно, вы сюда попали, через балкон?

      – Ну что вы, какой балкон, помилуйте, тринадцатый этаж. Через дверь, естественно.

      – Ага, понятно… Хотя, чего понятно? Может мне полицию вызвать?

      – Не советую. Вам же хуже будет.

      Только сейчас Виктор вспомнил вчерашнее и вновь почувствовал слабость. Он вытер рукавом пот со лба и спросил, едва ворочая языком:

      – Что вам нужно?

      – Вам плохо? – спросил Иван Тимофеевич. – Я могу воды.

      – Спасибо, я подожду пива. Так что же вы хотите?

      – Посмотрите вот эти фотографии, – Бахтин протянул Виктору конверт.

      Разглядывая фотографии, Грек вспомнил, как впервые в жизни увидел порнографические карты. Это было в школе, их принес Сережка Худаков, человек, умудрившийся остаться в шестом классе на третий год. Грек долго не мог забыть одну из них: на ней была изображена девочка с едва оформившейся грудью, на вид ей было лет тринадцать. Она позировала, стоя на одной ноге, отведя другую в сторону, держа ее навесу и подав вперед худенькое тело. Из одежды на ней были только резиновые шлепанцы, так называемые сланцы, или, по-другому, вьетнамки.

      – Как странно смотреть на себя со стороны, – сказал Грек, возвращая фотографии.

      – А вы неплохо порезвились с девочкой, – заметил Иван Тимофеевич, тасуя фотографии, – только зачем было убивать ее? Фильмов американских насмотрелись?

      Грек резко поднялся, но в ту же секунду Бахтин отвел полу пиджака и взялся за рукоятку пистолета, выглядывавшего из кобуры под мышкой.

      – Не делайте глупостей, – предостерег он.

      Грек сел на место.

      – Я не убивал ее, – сказал он, – я пошел в ванную, а когда вернулся, она уже была мертва.

      – Вам никто не поверит, везде отпечатки ваших пальцев.

      – Послушайте, я не убивал ее. Следователь разберется во всем.

      – Мне нравится ваша наивность. Вы, наверное, думаете, что кто-то будет разбираться – убивали вы ее или не убивали. Драгоценный вы мой, не читайте больше книжечек. Никто не будет доказывать вашу невиновность. Шараповых больше нет. А потом, вы заметили на фотографии стоят дата и время. Когда наступила смерть, – установить нетрудно. Девушка сейчас в морге, ей делают вскрытие. Разрыв во времени, я