Встреча, или другая реальность. Черная Дыра. Дмитрий Георгиевич Боррони

что такое чума, чахотка, белая горячка, тиф, и многие другие заболевания свирепевшие в то время. Она спросила с чувством глубокого беспокойство:

      –Ты уверена в своих словах???

      Марфе было что сказать, но она задала один вопрос:

      –Ты давно пьешь горькую?

      Та задумалась.

      –Около двух лет. – Сказала она и тут же поняла.

      –Ты думаешь что???

      –Совершенно верно. – Подтвердила Марфа и утвердила. – Я уверена. Это алкоголь.

      Прасковья неиствовала.

      –Какая сука эта Лагужина!!! – Кричала она. – Я к ней со всей душой, а она… – Злилась на себя Прасковья. – Эта сука…

      И тут Марфа неожиданно спросила у Прасковьи:

      –А откуда ты сейчас приехала?

      Прасковья на секунду задумалась и машинально сказала:

      –Не помню.

      Она действительно не знала, откуда она приехала, она не знала ничего из того, что она должна была помнить. Она помнила лишь то, что после пивнушки, она села в машину Лагужиной. На этом ее воспоминания обрывались. Дальше пустота. Прасковья испугалась, испугалась того, что за все это время она никогда не слушала своего мужа. А он был прав, когда говорил, что Лагужина ей не компания. Она встала со стула и побежала в спальню, в спальню, просить у Григория прощенье, прощенье за все то горе, которое она ему причинила. Но ее труды были тщетны. Вбежав в спальню, она не обнаружила никого, лишь записку оставленном Григорием, лежащею на той же, но уже застеленной кровати. Я напишу ее полное содержание, без сокращений. Вот ее содержание.

      Записка.

      Прасковья, моя жена. Я устал от твоих споик и дружбы с этой Лагужиной. Я оставляю тебя, Надеюсь, что с ней ты будешь счастлива. Что касается нашей дочери, то я ее забираю. Я не хочу, что бы она росла в обстановки никак не востребованном ее детской психикой. Досвидание, Григорий.

      Прасковья, дочитав записку, ничего не сказав, обернулась к двери. Она даже не заметила, как записка выскочила из ее рук, и плавно опустилась на кровать. В эту минуту, она никого ничего не хотела слушать и видеть. Она только знала одно, ее бросили, бросили за то, что ей изменили. Она, конечно, знала, что она не подарок, и все-таки? Она не понимала, почему произошло так и не как иначе. Она видела перед собой зашедшую в спальню Лагужину. Прасковья не понимала, откуда она взялась. Она видела перед собой лягушачью морду, насмешливою и надменную улыбку. Все то, что можно увидеть, всю мерзость в человеке, особенно когда он пьян, она видела сейчас в Лагужине. Она со злобой, скоробившись прошипела:

      –Ну что, довольна?

      Но та лишь дико смеялась. У Лагужиной не было ни чувство жалости, ни чувство сострадание, ничего, что присуще человеку.

      –Пропусти. – Потребовала Прасковья. – Пропусти, а не то пожалеешь!

      Лагужина стояла у входной двери и массой своего тело затмевала проход. Она с превосходством заявила:

      –И что ты сделаешь? – И она пуще прежнего, дико рассмеялась.

      И тут произошло то, что Лагужина не могла никак ожидать. Да и Прасковья то же была в недоумении. Чья-то неведомая сила схватила Прасковью, и бросила