Руины Арха. Олег Фомин

сказал Борис громко. – Бежим!

      Повторять не пришлось. Но дернул же черт обернуться.

      Из-за угла на другой стороне кровавой площадки выметнулся человек, но в тумане насекомых – черный разбухший мешок. Истошный крик растворяется в страшном вое комарья. Мешок размахивает руками, спотыкается о гребень разрушенной стены, пухлая подушка заваливается набок, жертва бьется в панике, а пузатый комариный кокон за несколько секунд стал красным, затем бордовым: сотни тысяч живых шприцов одновременно выкачали по капле. Конвульсии бедняги резко ослабли.

      Я осознал, что торчу как столб, лишь когда меня дернул Борис, меня уже облепили крылатые вампиры, хлестнул ужас, я рванул за Борисом, чуть не обогнал, весь в кровопийцах, как ковер в ворсе, на бегу стряхиваю, давлю ладонями.

      Сколько поворотов осталось позади, не знаю.

      Споткнулся, меня поймала глубокая лужа. Жар уходит в воду, под кожу проникает холод.

      Хватаюсь за выступ стены, мускулы дрожат, туловище тянется за рычагом руки. Плита в пальцах рассыпалась, я вновь шмякнулся, плеск.

      Борис поднимает за лямку рюкзака, капли воды щекочут.

      – Там… был…

      – Мы бы не спасли, – ответил Борис.

      Стряхиваю с волос мокрый песок.

      – Уже второй…

      – Это Руины, – отвечает Борис. – Новички здесь гибнут, едва появившись. Нам повезло. Комарам не до нас, прилетели на запах рычуньей крови. И благо, не встретился комарок.

      – Кто?

      – Хозяин комароя.

      – Что за тварь?

      – Лучше не знать. Спать будешь крепче.

      Борис похлопал меня по лопатке, развернулся, плащ завилял в такт ударам сапог, я поплелся следом.

      Ближайшая арка привела к винтовой лестнице, один виток – и раскрывается коридор, где разбросаны кости человечьего скелета. И похоже, не одного. Ребра, позвонки, лучевые, берцовые… Как сухие ветки в лесу.

      На костях – черные многоножки толщиной с палец Бориса. Сегменты матово блестят в синеватом сумеречном свете, его источник для меня по-прежнему загадка. Одни многоножки растянуты вдоль костей, другие оплетают как лианы, третьи скручивают в узел, словно ни с кем не желают делить.

      Торчу на пороге, хочется сдать назад.

      – Спокойно, – сказал Борис, проходя вглубь, подошвы аккуратно приземляются между костями. – Это углечерви. Для живых – твари безобидные. Питаются костями, минеральными отложениями, древесиной… В панцирях много угля.

      Борис присаживается на колено рядом с черепом, клещи пальцев хватают многоножку за хвост, та взлетает на уровень лица, Борис вертит с азартом энтомолога, та извивается, лапки шевелятся с хрустом, будто горит хворост.

      – Собирай. Хочешь греться ночью у костра?

      – Тут бывают ночи?

      – Условно говоря. Займись сбором. Надо же пополнять собственный инвентарь. Червячки ценные, как хлеб и вода. Лови за хвост, бросай в рюкзак и закрывай сразу. Разбежаться так и норовят, но темнота для них как убойное снотворное.

      Альтернативы нет, приступаю к сбору. Противно, такие крупные, изворачиваются, лапки играют,