Домик с крокодилами. Ольга Степнова

После того, как я переболел ветрянкой, я забыл, как на нём играть.

      Я заржал. История с контрабасом и ветрянкой мне понравилась.

      – А кто тебя всему научил? – спросил Прохор.

      – Улица.

      – Улица научить не может, ей за это не платят.

      – Значит, сам научился. Мне надоело быть вечно битым, и я начал давать сдачи.

      – Здорово. А про секс ты мне всё наврал. Это не остров, это болезнь. Ей Настя болеет, сестра моя.

      – Я никогда не вру. Это Настя врёт.

      – Когда можно посадить на тебя летучую мышь?

      – В любое удобное для тебя время.

      – Ура! – Он постучал меня кулаком по плечу.

      – Ура! – откликнулся я.

      Мы ещё раз искупались, снова помутузили друг друга на песке и легли загорать.

      «Не работа, а удовольствие», – подумалось мне.

      – Прося! – послышался крик кухарки. – Обедать, а потом с папой гулять!

      – Я пошёл, – вскочил Прохор. – Папка обещал меня в дельфинарий свозить!

      Он побежал к Марии, а я вдруг почувствовал лёгкий укол ревности. Какой бы близкий контакт я не установил с мальчишкой, он никогда не бросится ко мне так, как бросился «гулять с папкой».

      – Глеб! – вдруг окликнул меня с лестницы Прохор.

      – Что?! – обернулся я.

      – Ты парень что надо!

      – А я что тебе говорил?!

      Он убежал, а я пошёл плавать – бесконечно долго и бесконечно далеко.

      Удовольствие, а не работа, думалось мне, и я тосковал, тосковал по Элке и по своей прошлой жизни, где я был простым учителем, а она амбициозной журналисткой, где мы пили кофе на тесной кухне, спали под одним одеялом, насмерть ссорились и бурно мирились, мечтали о будущем и вместе гуляли собаку…

      «Элка! – мысленно звал я ту, прежнюю Элку, – незазнавшуюся, незабронзоввшую Беду. И куда всё ушло, куда пропало? Кофе, тесная кухня, общее одеяло, прогулки с собакой?!

      Неужели слава и деньги способны лишить всех этих счастливых маленьких радостей? Почему для её бешеной славы не подходит наш старый диван? Почему её деньги не дают нам болтать вечерами на кухне и сидеть подолгу в обнимку?

      Почему её успех заставляет меня быть фальшивым, лживым, приглаженным, пресным и безупречно одетым?!

      Почему я не могу говорить, что хочу, ругаться и ржать, когда захочу?! Почему…

      Любовь уходит, когда заканчивается свобода.

      Я не ревную Беду ни к деньгам, ни к славе, ни к успеху, ни к её сумасшедшим поклонникам. Просто я мечтаю хоть одним глазком взглянуть на ту прежнюю Элку – весёлую, бесшабашную, плюющую на все условности, свободную как ветер в поле, в простых джинсах и без бриллиантов на каждом втором сантиметре тела.

      Я хочу, чтобы та Элка меня любила, и мы шли, взявшись за руки, неизвестно куда…

* * *

      Две недели пролетели незаметно.

      Я каждый день занимался с Прохором, и мы добились больших успехов. С каждым занятием мальчишка становился всё смелее и раскованнее, приобретая замашки нормального десятилетнего пацана. Кроме плавания, я обучал его приёмам рукопашного боя и тому, что в школе называется ОБЖ – основам безопасности