Письма о русской поэзии. Григорий Амелин

еще один пример анненского посредничества – стихотворение Хлебникова «Меня проносят на слоновых…» (1913). Анализ Вяч. Вс. Иванова выявил его прообраз – древнюю индийскую миниатюру, где изображение слона, его контуры образуются из сплетения девичьих фигур. Поэт мыслит себя божеством Вишну, восседающим на слоновьих носилках, распускающихся вешним цветеньем грациозных тел-веток.[39] Поэтическая картина передает графику бумажного листа – черные, ночные зимние линии рождают белоснежное божество весны:

      Меня проносят (на) (слон) вых

      Носилках – слон девицедымный.

      Меня все любят – Вишну новый,

      Сплетя носилок призрак зимний.

      Вы, мышцы слона, не затем ли

      Повиснули в сказочных ловах,

      Чтобы ласково лилась на земли,

      Та падала, ласковый хобот.

      Вы белые призраки с черным,

      Белее, белее вишенья,

      Трепещ(е)те станом упорным,

      Гибки, как ночные растения.

      А я, Бодисатва на белом слоне,

      Как раньше, задумчив и гибок.

      Увидев то, дева ответ(ила) мне

      Огнем благодарных улыбок.

      Узнайте, что быть (тяжелым) слоном

      Нигде, никогда не бесчестно.

      И вы, зачарован(ы) сном,

      Сплетайтесь носилками тесно.

      Волну клыка как трудно повторить,

      Как трудно стать ногой широкой.

      Песен с венками, свирелей завет,

      Он с нами, на нас, синеокий.[40]

      Но между индийской картинкой и ее поэтической интерпретацией есть одно опущенное звено – как бы мимоходом брошенное указание Анненского о том, «какое значение имеет для поэзии местный колорит метафор и сравнений». И далее он пишет: «… Причем выясняется, что критерием для подбора должна служить прежде всего привычная нам красота образов. Сравнение, которое не понятно нам или идет вразрез с нашим представлением о красоте, покажется нам занимательным, но оно не будет эстетично: таковы древнеиндийские сравнения девичьей грации с походкой молодого слона».[41] Авангардист Хлебников реставрирует и перепевает старые образы на новый эстетический лад. Статья Анненского была напечатана в журнале «Русская школа». Хлебников был прилежным учащимся этой школы, его опусы вобрали местные колориты всех уголков земного шара. Не менее истово он исполнял следующий завет классического учителя. В той же статье Анненский далее предлагал: «Полезно сравнивать с точки зрения искусства два поэтических перевода одной и той же пьесы…».[42] Хлебников рьяно следует этому завету. Его стихотворный набросок «За дорогой…» – вольный перевод начала поэмы Э. Верхарна «Кузнец», причем в качестве своеобразного «подстрочника» он использует перевод Валерия Брюсова. Но Хлебников берет за основу не весь брюсовский перевод, а ту часть, что попадает в разбор Максимилиана Волошина. Приведя в оригинале начальную строфу Верхарна, Волошин дает брюсовский перевод:

      Где

39

Ирина Конева отметила этот, еще один основополагающий для русской поэзии латинский каламбур: virga – «зеленая ветвь» и virgo – «девушка». Это отдельная тема, включающая разветвленную систему текстов Анненского, Хлебникова, Олеши, Пастернака, Мандельштама, Набокова и др.

40

Велимир Хлебников. Неизданные произведения. М., 1940. С. 259.

41

Иннокентий Анненский. Книги отражений. М., 1979. С. 298–299.

42

Там же. С. 299.