Гибель Помпеи (сборник). Василий П. Аксенов

поехать к нему и поговорить, глядя ему в лицо, я смогу мимикой, еле заметной, тонкой мимикой показать ему, что я не так-то прост, что меня не так-то просто унизить, дать понять ему, что я не размазня, а мужчина, что мой визит – это тоже акт мужества, а на него мне чихать. Разговор по телефону дает ему огромное преимущество, для меня такой разговор – все равно что разговор со сверхъестественной силой.

      Телефон зазвонил. Задребезжала, гадина! Я снял трубку и услышал голос дружка своего Стасика.

      – Я на тебя обижен, ты на меня обижен, я свинья, ты свинья, – лепетал Стасик.

      Когда закончилась увертюра, я спросил, зачем он звонит.

      – А затем, чтобы сказать: не будь дураком и немедленно позвони этому деятелю. Ты же знаешь, как много от него зависит. Я видел сегодня Войновского, а тот встречал Овсянникова, который вчера говорил с Садовниковым, они все считают, что ты должен это сделать. Сейчас я позвоню Овсянникову, а тот попытается связаться с Садовниковым, а Садовников позвонит тебе. Ты не знаешь телефона Войновского?

      Я положил трубку. Рычажки гадко щелкнули. В течение пятнадцати минут, сидя у молчавшего аппарата, я почти физически чувствовал телефонную возню, поднятую моими друзьями, представлял, как слова, гладкие, словно мыши, юркают в кабели и скользят по ним встречными потоками.

      Потом позвонил Садовников, обещая связаться немедленно с Овсянниковым, который даст ему телефон Стасика, а Стасик поможет ему соединиться с Войновским.

      – Дозвонился? – спросила, входя в комнату, жена.

      – Никто не подходит, – солгал я.

      – Понятно. Ты просто безответственный человек.

      Она ушла. Я был в полной растерянности и смятении, когда вошел улыбающийся Кит со своими книжками в руках.

      – Давай почитаем, Толя?

      Здесь были сочинения Маршака, Якова Акима, Евгения Рейна, Генриха Сапгира, а также разные народные сказки. Мы взялись за сказки. Кит привалился ко мне и внимательно слушал, в напряженные минуты теребя мое ухо.

      Сказку Киплинга о слоненке он отверг. Когда мы дошли до того места, где слоненка за хобот ухватил крокодил, он закричал, выхватил книжку и швырнул ее на пол.

      – Неправда! – он даже покраснел. – Этого не было! Это плохая сказка!

      – Послушай, Кит, – сказал я, – сказка хорошая. Она хорошо кончается.

      – Нет! Нет! Она злая! Читай вот эту!

      Он вытащил из кучи «Волка и семерых козлят». Господи, подумал я, ведь здесь тоже описаны драматические события, страшный акт съедения маленьких козлят и, хотя все кончается хорошо, как я это прочту Киту, маленькому лакировщику действительности?

      Кит тем временем переворачивал страницы и разглядывал картинки.

      – Вот коза-мама, – говорит он, – несет молоко. Вот козлята-детки играют.

      Милая идиллия развертывалась перед нами, и это радовало Кита. Наивный, он не знал законов драматургии и спокойно открыл следующую страницу, где зверски намалеванный волк тащил в свою страшную пасть беленького козленка. Я замер.

      – А вот козленок-папа, –