Гибель Помпеи (сборник). Василий П. Аксенов

Конюшку и что это за роль?

      – Да, что это за роль, Барков? – спросила и Ирина.

      – Такая роль, – замялся Барков, – генеральская роль.

      – Не маленького человека?

      – Нет, наоборот.

      – Я уверена, что Миша сыграет любую роль, – сказала Ирина. – У него есть талант и, главное, большое сердце. Не то что у некоторых, – добавила она.

      После ресторана я проводил ее до гостиницы и под шум прибоя поцеловал ее руку. О!

      5

      Утром я проснулся от тишины. Наши окна выходили к морю, всегда шумел прибой, а сегодня полная тишина, и Лодкин не сопел во сне, как обычно, и не пускал пузыри.

      Я подошел к окну и увидел следующее: в море был полный штиль, поверхность его находилась в самом легчайшем движении, словно от поглаживания, и лишь кое-где рябили пупырышки, какие на коже бывают от холода, а горизонта видно не было, в отдалении стоял прозрачный голубой туман, и в этом тумане совсем темно-синими казались паруса вставшего на ночь на рейде судна.

      – Доброе утро, Миша, – тихо сказал за моей спиной Лодкин. Видно, штиль и на него подействовал.

      – Что это за судно, не знаете, Ваня? – тихо спросил я.

      – Учебный парусник «Витязь», – ответил он и вдруг гулко, страшно захохотал, закашлял, засморкался, приходя в себя. Он не заметил, как я вздрогнул. «Витязь»! Это тот самый, что закупил все карточки Ирины. Как бы не было беды!

      Кое-как одевшись и умывшись, выскочил на набережную. По ней, по лужам, не просохшим еще после штормового прибоя, от своей гостиницы к нашей торопилась Ирина. За ней, разевая от молодого счастья рты, вышагивал отряд курсантов с «Витязя». Катер с «Витязя» двигался в море параллельным курсом. Я бросился вперед.

      – Миша, Миша! – закричала Ирина. – Поклонники! Целый фрегат!

      – Барк. Это барк, а не фрегат, – сказал я, хватая ее за холодные испуганные руки.

      – Но дело не в этом, – быстро заговорила Ирина, – сейчас я встретила Баркова, и он проговорился, Миша, здесь обман, заговор, Миша!

      Я увидел бегущего к нам по набережной Игорька. Он умоляюще прижимал палец ко рту, хватался за голову. Ирина, мстительно закусив губы, взглянула на него. Курсанты стояли неподалеку, по отряду волнообразно распространялись нежные улыбки.

      – Миша, я выхватила у него сценарий и сразу все поняла. Это обман! Конюшка – это не маленький человек, это лошадь!

      Барков уже подбежал и стоял рядом, тяжело дыша.

      – Да, это лошадь, – продолжала Ирина, – она у него, у этого модерниста несчастного, ходит там по арбузам, как по головам. Это лошадь.

      Всегда в тяжелые, роковые минуты жизни я становлюсь железным человеком. Внутри у меня все трепещет, вся боль моя и слезы, а внешне я – железный человек.

      – Это жестоко, Игорь, – сказал я холодно и спокойно. – За что же ты меня так?

      Барков бросился ко мне, но захлебнулся от волнения.

      – Пойдем, Мишенька, – заплакала Ирина, – уедем отсюда. Какое право они имеют так тебя обижать?

      6

      К вечеру того же дня мы приехали на Симферопольский вокзал.