О войне и победе. Федор Абрамов

почти военным шагом.

      – Товарищ батальонный комиссар, по вашему приказанию…

      – Ладно, ладно, – прервал его кисло редактор. – Как там в типографии? Егоров не поднялся?

      – Нет.

      – Второй наборщик пухнет с голоду, – пояснил редактор. – Знакомьтесь. Это наш новый сотрудник Сойманов. А это инструктор информации Анохин, наш, так сказать, король фронтового репортажа.

      На шутку начальника Анохин улыбнулся – стальная полоска зубов блеснула из-за сухих толстых губ, густо осыпанных веснушками.

      – Вот что, Анохин, – сказал редактор.

      Улыбку, как рукой, сняло с лица Анохина. Он вытянулся. Серые глаза навыкате в длинных белых ресницах отвердели.

      Анохин с дисциплинированностью старого служаки ждал, что скажет начальство.

      – Вот что, Анохин, – сказал редактор, – надо товарища Сойманова приобщить к газетному делу.

      – Можно, – сказал Анохин.

      – Тогда так. Шагайте в батальон Горюнова. Там у него сержант Петруничев с несколькими бойцами зацепился за бугор. Хорошо бы к нему пробраться.

      – Слушаюсь, – сказал Анохин.

      Тут он немного «распустился», переступил с ноги на ногу. Сапоги у него были старые, кирзовые, стоптанные наружу, солдатские с треугольными заплатами брюки на коленях висели мешками, а длинная, не по росту гимнастерка, как юбка, торчала из-под ватника. В общем, при всей своей дисциплинированности Анохин был страшно нескладен и больше походил на какогонибудь бойца при кухне, чем на сотрудника армейской газеты.

      Прежде чем отправиться на передовую, они зашли в столовую, на вещевой склад, затем заглянули в землянку Анохина, вырытую недалеко от редакции, на окраине вдребезги разбитого поселка.

      Александр Дмитриевич думал хоть немного отогреться на дорогу. Но черта с два! В землянке было холодно, сыро. Зато в ней, как говорится, не было недостатка в наглядной агитации. Со всех стен на него смотрели блокадные плакаты, призывающие к мужеству.

      Анохин, как бы утешая его, сказал:

      – Ничего, жить можно. Я-то, правда, больше в редакции сплю. Но ежели натопить – тепло.

      Александр Дмитриевич надел на себя теплое белье, ватник, которые ему выдали на складе.

      Анохин, уже готовый к выходу, поджидал его.

      – Двинулись, товарищ Сойманов? – и вдруг озабоченно спросил: – А где же у вас противогаз?

      – Противогаз? Наверно, в редакции оставил.

      – Придется вернуться, – сказал Анохин.

      – Ерунда, – отмахнулся Александр Дмитриевич. По правде сказать, он был даже рад, что оставил эту проклятую сумку. Кому не надоела она за войну?

      Но Анохин возразил:

      – Нельзя, товарищ Сойманов. Насчет ношения противогаза есть специальный приказ. – Он назвал номер приказа. – И ежели мы, политработники, будем нарушать приказ, то какой же пример бойцам покажем?

4

      Дорога на передовую… Самая унылая дорога на свете. И, быть может, самая короткая из твоих дорог. Вот бредешь ты по рытвинам, по ухабам,