Фамильная честь Вустеров. Радость поутру (сборник). Пелам Вудхаус

самый Берти Вустер, которым я так восхищался в школе, которого все звали Сорвиголова Берти?

      – Да, тот самый.

      – В таком случае говорить нам больше не о чем.

      – Ты прав, не о чем.

      – Единственное, что нам остается, это изъять блокнот у интриганки Бинг.

      – Как ты предполагаешь это осуществить?

      Он нахмурился и стал думать. Клетки серого вещества пришли в движение.

      – Придумал! Слушай. Этот блокнот для нее сейчас большая ценность, так ведь?

      – Так.

      – А раз так, она будет носить его с собой, как я носил.

      – Скорее всего.

      – Возможно, в чулке. Вот и великолепно.

      – Что же тут великолепного?

      – А ты не догадываешься, куда клонится ход моих мыслей?

      – Нет.

      – Тогда слушай. Ты затеешь с ней шутливую возню, вы станете носиться друг за другом, увертываться, и ты сможешь очень естественно… ну, как бы в шутку схватить за ногу…

      Я резко оборвал его. Есть границы, которые нельзя переходить, и мы, Вустеры, свято их чтим.

      – Гасси, ты предлагаешь мне схватить Стиффи за ногу?!

      – Ну да.

      – Ни за что.

      – Но почему?

      – Не будем углубляться в причины, – ледяным тоном отрезал я. – Несомненно, ты принял меня за кого-то другого.

      Он с укором посмотрел на меня своими выпученными глазами – наверно, так глядел на него умирающий тритон, которому он забыл вовремя поменять воду. Потом вроде как шмыгнул носом.

      – До чего же ты изменился, – сказал он, – совсем не тот, что был в школе. Вконец деградировал. Ни прежнего задора, ни лихости, ни страсти к авантюрам. Спился, надо полагать.

      Он вздохнул и шваркнул пастушку об пол. Мы подошли к двери, я открыл ее, и тут он снова оглядел меня.

      – Ты это что, к ужину так разоделся? Галстук-то белый зачем нацепил?

      – Дживс посоветовал, для бодрости духа.

      – Будешь чувствовать себя идиотом. Старый хрыч Бассет ужинает в вельветовой домашней куртке, весь перед в пятнах от супа. Так что лучше переоденься.

      Пожалуй, он прав. Зачем выделяться, это дурной тон. Рискуя потерять твердость духа, я принялся стаскивать фрак. И тут внизу в гостиной раздалось пение, звонкий молодой голос исполнял под аккомпанемент фортепьяно старинную английскую народную песню. Так мне показалось, и показалось правильно, если судить по внешним симптомам. Певица то и дело выкрикивала «Эх, нанни, нанни!» и прочие «тра-ля-ля!».

      У Гасси от этих оглушительных звуков глаза за стеклами очков начали дымиться. Чувствовалось, что эта последняя капля переполнила чашу его терпения.

      – Стефани Бинг! – с горечью произнес он. – И она еще поет!

      Он фыркнул и убежал. Я надел черный галстук, и тут появился Дживс.

      – Миссис Траверс, – официально доложил он.

      – О черт! – невольно вырвалось у меня. Я и раньше знал, что она придет, еще до того, как Дживс о ней возвестил, но ведь и несчастный прохожий, попавший под бомбежку, знает, что его убьют, однако, когда бомба на него падает, ему от этого ничуть