Ворон. Евгений Рудашевский

голову, рассматривал преследователей. Его круглые мягкие ушки хорошо выделялись на фоне посеребрённого неба. Грохнул выстрел – словно вздёрнулся лист жести.

      Дима вздрогнул от неожиданности.

      Звонкое, сухое эхо выстрела.

      Зверёк тряпичным комом полетел вниз. Ударился о голые ветки, перевернулся и юркнул в снег.

      – Headshot, – неуверенно прошептал юноша.

      – Фу! – закричал Николай Николаевич.

      Тамга подскочила к соболю и хотела прихватить его зубами.

      – Фу!

      Дядя подбежал, оттолкнул собаку. Достал обмякшего зверька. Осмотрел его и, довольный выстрелом, привязал снаружи к рюкзаку.

      – Считай промысел открытым, – бросил он племяннику.

      Дима стоял на месте. Не шевелился. Удивлялся, что совсем не чувствует радости. Наконец увидел охоту – от первого следа до последнего выстрела, но восторг отчего-то не пришёл, азарт притупился. Казалось, что его обманули. Будто должно было произойти что-то ещё, а всё ограничилось сухой последовательностью: выстрелил, подобрал, приторочил и пошёл дальше.

      Поразмыслив, решил, что всё случилось чересчур стремительно. Он просто не успел прочувствовать момент. Ощущения явно будут другими, когда он сам добудет зверька. К тому же он отчётливо понял, что ему предстоит многому научиться у дяди. Должно быть, всё это вместе огорошило Диму. Размыслив так, он ободрился, пошёл вслед за удалявшимся дядей.

      Повторились поиски следов.

      Юноша неотрывно смотрел на тушку подстреленного соболя. Она болталась на рюкзаке Николая Николаевича, словно уже превратившись в меховой хвостик на соболиной шапке. Оскаленная мордочка. Игрушечные глазки. Игрушечный нос. Не верится, что этот зверёк был живым.

      Сделали небольшой привал. Сложили костёр, подкинули к нему две замёрзшие банки тушёнки.

      Дима коптил на огне кусок хлеба и слушал дядю.

      – Если стреляешь дробью, стреляй аккуратно. Можешь весь мех продырявить. Лучше встать так, чтобы ветка или ствол прикрыли тушку. Понимаешь?

      Дима кивнул.

      – Встань так, чтобы видеть только голову. Тогда и стреляй. Голову пробьёшь, а мех не тронешь – остальная дробь угодит в дерево. И не торопись. Смотри, чтоб он там на ветках не застрял, потом не доберёшься.

      – А когда ты убил своего первого соболя? – невпопад спросил Дима.

      – Не убил, а добыл, – только и ответил Николай Николаевич.

      До вечера Тамга ещё несколько раз брала след, даже облаяла лиственницу, но соболь охотникам больше не попадался.

      К зимовью возвращались молча. Дима шёл понуро. Своё настроение объяснил себе усталостью от долгих переходов и тем, что сегодняшняя охота принесла им лишь одного зверька. Правда, дядя сказал, что случаются и вовсе пустые выходы, а больше трёхчетырёх соболей никто не отстреливает даже в удачные дни.

      – Мясо-то поклевали. – Вечером Артёмыч встретил их на пороге дома. Они с Витей вернулись чуть раньше.

      – Кто? – удивился Николай Николаевич.

      – Ясно кто. Ворон. Говорил же!

      – Может,