Кудеяр. Николай Костомаров

передадим твое слово великому государю, – сказал Алексей Адашев, – а как ему Господь Бог на душу положит, так и будет.

      – А что это за Самсон такой, – спросил Курбский по окончании переговоров о деле, – откуда ты его достал?

      – Кто он такой, – ответил Вишневецкий, – про то ни он, ни я не ведаем. Чаем только, что по отцу, по матери он ваш прирожденный московский человек.

      – Как не ведаете? – спросили бояре.

      Вишневецкий сказал:

      – Будет назад тому годов более двадцати, ходили наши казаки на татар и разорили татарский аул, взяли одного раненого татарина в плен, а на его дворе был этот молодец, еще мал, лет, так сказать, десяти либо одиннадцати. Татарин показал на него и говорил: этот хлопец вашей веры был, мы взяли его ребенком в Московской земле и обрезали, а он был ваш, у нас есть крест, с него снят. Больше мы ничего не могли допроситься от татарина: он стал кончаться и умер, мы от его татарки взяли золотой крест.

      – А парень по-русски умеет? – спросил Данило Адашев.

      – Выучился меж нами, – сказал Вишневецкий, – а как взяли, так ничего не знал.

      – Атаман, – сказал Курбский, – покажи нам свой крест.

      Атаман снял с шеи золотой крест и подал его.

      – О, здесь и надпись есть, – сказал Курбский, – и начал разбирать: благос… род… верно родителей… слово… а другой буквы не разберу, не то люди, не то мыслете: сыну первенцу… глаголь… рцы… еще что-то… Посмотри ты, Алексей Иванович.

      – Не разберу, – сказал Алексей Адашев, посмотрев на надпись.

      – Палки какие-то, – сказал Данило Адашев. – Ты, дьяк, не прочтешь ли? – продолжал он, обратившись к Ржевскому.

      Ржевский стал пристально рассматривать крест, поглядывая также на атамана, который стоял с видимым равнодушием, вперивши глаза в пустое пространство.

      – Над глаголем что-то есть, – сказал Ржевский, – а что такое, Бог его знает… Край стерся, а за глаголем еще слово какое-то было, да от него осталась только палка.

      – Да, – сказал Вишневецкий, – и у нас не прочли – казаки не знали, как ему имя дать: не то Григорий, не то Георгий, не то Гаврила; не знали, крестить ли его в другой раз или нет, и отослали его к киевскому митрополиту. И митрополит разбирал на кресте надпись и не разобрал, а крестить его в другой раз не велел, для того что он хоть и был обрезан, да поневоле. Митрополит прочитал над ним молитву и дал ему имя Георгий. Тогда взял его к себе казак Тишенко, и он по нем стал зваться Тишенко ж, а другое прозвище дали ему Кудеяр, по тому аулу, где его нашли казаки; и стал он казак из казаков, силен, видите сами, каково, а на неверных лют зело и к церкви Божией прилежен.

      – А ты, – спросил Курбский Кудеяра, – живучи у татар, знал, что ты русский человек?

      – Мало знал, – ответил Кудеяр. – Они со мной много не говорили, держали черно, как невольника.

      Вишневецкий сказал:

      – Казак Тишенко женил его на своей дочери, и пожили они в большой любви между собой, только недолго, года четыре: набежали татары, а Кудеяр был в походе; татары у