Олимп. Дэн Симмонс

к небесной машине, сын Лаэрта. Эта новость не для чужих ушей.

      Мужчины пошагали сквозь суетливый, кричащий поток отступающих – туда, где черный шершень пристроился в ожидании, выбросив насекомоподобные шасси.

      – Ну же, не тяни! – Крепкая длань героя до боли сжала плечо собеседника.

      Тем временем европеец связался с Мепом Эхуу по личному лучу.

      – У вас есть тазер?

      – Да, сэр.

      – Отключите Одиссея и погрузите его в машину. Поручаю вам управление. Мы сейчас же улетаем на Фобос.

      Роквек небрежно коснулся плеча Лаэртида. Сверкнула искра, и бородач повалился прямо в шипастые, зазубренные руки солдата. Меп Эхуу оттащил потерявшего сознание мужчину на борт, запрыгнул следом и включил сопла.

      Манмут огляделся – похоже, ахейцы не заметили, как у них на глазах среди бела дня похищают знаменитого героя, – и вскочил в открытую дверь.

      – Давай сюда, Хокенберри. Еще секунда-другая, и Дырка захлопнется. Любой, кто застрянет на этой стороне, останется на Марсе навечно. – Он кивнул на вулкан. – Правда, если эта штука рванет, здешняя вечность займет считаные минуты.

      – Я не с вами, – произнес мужчина.

      – Не глупи, Хокенберри! – прокричал маленький моравек. – Смотри, все ахейское начальство – Диомед, Идоменей, Тевкр, Аяксы – мчится к Бране как угорелое.

      – Только не Ахиллес, – ответил ученый, приложив руки ко рту для громкости.

      С неба огненным градом сыпались искры, барабаня по крыше летательного аппарата.

      – Ахиллес потерял рассудок, – проорал Манмут. А про себя прикинул: – Может, и этого шарахнуть тазером для верности?

      Словно прочитав его мысли, Орфу вышел на связь по личному лучу. Европеец забыл, что по-прежнему передает изображение и звук в режиме реального времени как на Фобос, так и на «Королеву Мэб».

      – Не надо его отключать, – предупредил гигантский краб. – Мы у профессора в долгу. Пусть сам решает.

      – Да пока он будет раздумывать, десять раз умрет!

      – Хокенберри уже знаком со смертью, – напомнил иониец. – Может, он по ней соскучился.

      Манмут попытался еще раз:

      – Ну давай, дружище, запрыгивай! Ты нам очень нужен, Томас.

      Схолиаст удивленно заморгал, услышав свое имя. Потом покачал головой.

      – Разве ты не хочешь опять увидеть свою Землю? – закричал моравек.

      Почву сводили судороги марсотрясения, и шершень трепетал на черных шипастых лапах. Вокруг явно сжавшейся Брано-Дырки клубились тучи пепла и серы. Неожиданно Манмут понял: задержи он друга еще хоть на одну минуту – и тому не останется иного выбора, кроме как полететь с ними.

      Но человек отступил назад и указал рукой на остаток отступающих аргивян, на павших амазонок и конские трупы, на далекие стены Илиона и сражающиеся армии, уже еле видные через подернувшуюся рябью Дыру.

      – Я заварил всю эту кашу, – горько сказал он. – По крайней мере помог заварить. Останусь и буду расхлебывать вместе