Ричард Длинные Руки – вильдграф. Гай Юлий Орловский

темные глаза смотрят ничего не выражающим взглядом, иссиня-черная грива волос падает на плечи крупными локонами, а переплетена настолько яркими пурпурными лентами, что трудно оторвать взгляд от дивного сочетания черного с красным.

      Я вскинул голову, сейчас принцесса на две головы выше меня, лицо строгое даже не по строгости, а таким вылеплено: без привычной для женщин зализанности и милой закругленности черт.

      – С вашего разрешения, – ответил я учтиво.

      – И много отыскали?

      – Я их не ищу, – ответил я.

      – Сами вас ищут?

      Я пожал плечами.

      – Иногда находят.

      – И…

      – Не избегаю, – ответил я тверже. – Сразу хочу ответить, что никого не убил, не ограбил, не изнасиловал, как вы явно ждете. С вашего позволения, я пойду спать, несравненная принцесса. Надеюсь, завтра утром ярл Элькреф сумеет составить ответ.

      Ее лицо передернулось, никто не смеет разговаривать вот так, когда оказывают высокую честь общения с высокорожденными, но совладала с собой и проговорила ледяным голосом:

      – С вашей стороны было очень неосмотрительно вступиться за ту женщину.

      – Какую?.. Ах да, ну и мелочный вы человек… в смысле, помните такие мелочи. Почему неосмотрительно?

      – Вы побили челядь, – обронила она еще холоднее, заметив, но не акцентируя не совсем честный намек на мелочность. – Ведь если бы со стен спустились воины…

      Я учтиво поклонился.

      – Можете пригласить. Обещаю, ваш сладкий сон будет испорчен.

      – Что вы имеете в виду?

      – Умение красиво махать мечами здесь, во дворе, – ответил я, – это не то, что в кровавых битвах с сен-марийскими рыцарями. А я могу перестать себя сдерживать.

      Она помолчала, взгляд стал серьезным.

      – Да, в вас чувствуется эта отвратительная жажда не только бить, но и… убивать.

      – Путь воина, – возразил я гордо. – Убивать нужно с первого удара. Второго может не быть.

      – Все кочевники – дикари, – сказала она с отвращением. – Вы все полуголые, это отвратительно, и не расстаетесь с оружием.

      Я возразил миролюбиво:

      – Цивилизованного человека раздеть хотя бы до пояса и дать в руки меч – тоже станет дикарем. Не только с виду.

      Она воскликнула с возмущением:

      – Ни за что!

      – Уверены?

      – Элькреф, – произнесла она твердым голосом, – никогда не выйдет на улицу с обнаженным торсом. И не возьмет в руки оружие!

      – Да-да, – согласился я, – он художник, я уже знаю. Но художники могут рисовать только в случае, если кто-то держит по мечу в руках. За себя и за того парня. Который художник.

      Она помолчала, лицо оставалось неподвижным, потом тряхнула головой.

      – Впрочем, это ваши обычаи… Я в них не вмешиваюсь. А вы не должны вмешиваться в наши!

      Я изумился.

      – Я? Вмешивался?

      Она произнесла надменно:

      – И все-таки… та женщина виновата.