Расслоение. Хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965. Владимир Владыкин

И Хрущёву, видевшему это, в душе делалось не по себе, он чувствовал в сердце ноющую ревность, которую всегда испытывал к этому выдержанному внешне спокойному человеку, далёкому от закулисных аппаратных противоборств. Причём вполне искренне, но про себя злился, когда однажды услышал от Вознесенского такие слова, которые вызвали у него лютое возмущение, а может, ту же самую ревность, что Сталин не смотрел на него, Хрущёва, точно так, как воспринимал вождь самым серьёзным образом Вознесенского? А слова того были такие: «Вы знаете, Никита Сергеевич, я работаю ради воплощения идей в жизнь Иосифа Виссарионовича, и ему верю, и никто из нас не может его заменить: «Правильно, Николай Алексеевич, мы его и не будем просить уйти, да это и недопустимо! – ответил Хрущёв. – Он же, помните, хотел уйти сам? Но мы этого не позволили. Да, его никто не заменит, как он руководит у всех мороз по коже. Только ты, как его любимец, не скажи, не передай ему мои слова. Пока не хочу быть расстрелянным, – и Хрущёв по-бесовски рассмеялся. А Вознесенский растерянно пожал плечами, смущённо, застенчиво улыбнулся и пошёл прочь. «Вот чудак, фанатик, – подумал тогда Хрущёв. – Плохо, что у нас так поставлено, что никого нельзя заменить. А я бы правил демократично». Не зря, неверное, о Вознесенском ходил слух, что его боялись коллеги и старались обходить стороной его кабинет, поскольку он был накоротке с вождём и никто не знал, а только мог догадываться, о чём между ними проходили беседы….

      – Ну, так чего притихли? – спросил Хрущёв. – Едем, или тут будем решать?

      – Ко мне на дачу! – предложил вторично Берия. – У меня Семёна и близко нет. А вот Абакумов…

      – Давай тогда по машинам, да чтобы хвоста не привели! А что Абакумов?

      – А кто нас будет прослушивать? – вставил до этого молчавший Маленков. – Я им обоим не доверяю. Но Игнатьев нам ближе по духу. Кстати, Лаврентий, а хозяин думает, что ты Абакумову сочувствуешь по делу врачей?..

      – Вздор! С Виктором я и близко не знаюсь. Ты же, Георгий, и ставил его, а ко мне впредь не подходи с такими подозрениями. Не я разгонял еврейский комитет, а ваш Игнатьев, когда Абакумова не было в Москве, – резко проговорил Берия, глаза его, если бы не очки, было бы видно, как огненно сверкали.

      Когда не последовало ответа, Берия молча смерил всех колючим взглядом и пошагал, косолапя, к машине. Причём все трое послушно пошли следом, не глядя друг на друга.

      «А чего ради он к нам клеится, сам хозяина боится, а клеится, не иначе будет ему на нас депеши клепать» – думал мрачно о Берии Хрущёв, садясь в правительственную машину, где уже сидел Булганин.

      Глава десятая

      Дача Берии, однако, никого не привлекала. В пути все отреклись от неё. И тогда Лаврентий Павлович повёз своих «соратников» в известный сегодня особняк на Малой Никитинской в центре Москвы, те это встретили обыкновенно. Его жена, Нино Теймуразовна Гегечкория, проживала тогда