Письма самому себе. Симона Гауб

существовать. Он уже сам раскрасил свою пустоту. Он уже вышел из головокружения разделенности, из пелены. Пепел к пеплу.

      Отчего такой восторг? Подумаешь – новостройки и расписанные граффити заборы, отделяемые золотистым туманом из замёрзших, колючих капель воды.

      Но эти маленькие стрелы жалили, впрыскивая сладкий яд, с пушком и невероятным ароматом. Антон знал, что это любовь. О любви и персиках им было сказано немало. И то, что любовь пахнет персиками, и то, что персики были созданы Богом как воплощение совершенства, и о том, что это цвет городских зорь.

      Чувства, спрятанные глубоко, замороженные подо льдом, просыпались. Хотелось глотать индустриальный воздух Ё. И что здесь такого особенного?

      Говорят, что любят не за что-то, а просто так.

      Чёртовы персики.

      Я прибавил шагу. Огромная головоломка разворачивалась. А сердце, вторя шагам, ускоряло стук, и не хватало воздуха, чтобы дышать, казалось, что воздух не внутри, в лёгких, а под ногами.

      Дальше – сесть на знакомый автобус. За окном растрескается сумерками морозный март. В автобусе пахнет газом. И, хотя тусклые лампы лишь немного обгоняют сгущающуюся ночь, мне до безобразия светло.

      Во рту пересохло от волнения. Все эти сны и изрешеченная ими, изодранная в клочья, истекающая соком музыки, реальность, гнали в то место, где я однажды жил.

      Мне было тесно в теле. Весь выбор заключался в отказе от выбора. Все соки уходили в горние высоты и на алтари муз.

      Автобус тем временем мял колёсами снег знакомого района города. Выкидыш больного воображения? Даже если найду нужное, что буду с ним делать?

      В руках – блокнот с набросками, как чужой, как музейный экспонат. Что в нём такого особенного? Он источал свет, как и талый пол автобуса.

      Ночь наступила бесповоротно.

      «Я спокойно отношусь к крушению моих иллюзий. Может быть, даже, с благодарностью. Ведь с каждой парой разбитых розовых очков, я становлюсь чуточку ближе к пониманию истинной природы мира и сущности людей. Разбиваются не только розовые очки, часто разбиваются так же серые, черные и коричневые стёкла. Но сейчас всё во мне трепещет от мысли, что какая-то большая тайна может раскрыться».

      Конечная. Антон вышел из пустого автобуса в морозную тишину и побрёл к дому, в котором когда-то жил. Почтовый ящик был набит письмами. Антон оттуда переложил их в рюкзак. Теперь прочь из подъезда, пока не разрыдался от ностальгии. Любопытство кусало за бочок, но Антон не открывал рюкзак и не оглядывался назад, как будто от этого станет каменной статуей. И только оплатив проезд в обратном направлении, он устроился на мягком сиденье в самом углу и приняться за чтение.

      Украденный смех

      Наверное, настоящее одиночество – это когда у тебя не осталось даже воображаемых врагов, потому что они все подохли.

      Письмо Музе

      Я пишу тебе, муза, потому что каждый раз, когда слова пропадают, я, как маленький ребенок, боюсь, что они никогда