Девушка, переставшая говорить. Трюде Тейге

что его чуть ли не запытали до смерти. – Она поежилась. – Это же совершенно недопустимо – не поймать преступника! Кошмар для всей деревни, люди ходят в постоянном страхе, особенно мы, ближайшие соседи. Ты только подумай, а что, если это кто-то местный, кого мы знаем, лишил жизни и Педера, и Сиссель?

      – Расскажи мне о Сиссель, – попросила Кайса.

      – Мне кажется, с ней было что-то не так.

      – Потому что она не разговаривала?

      – Да, но не только поэтому. Она почти ни с кем не общалась. Странный человек.

      – Когда она перестала разговаривать?

      – Много лет назад. Она ведь немного младше меня, так что я не очень хорошо ее знала.

      – Я видела однажды, как она писала записку в блокноте в магазине. Ты тоже так с ней общалась?

      – Да, блокнот у нее был всегда с собой.

      Бенте подлила кофе Кайсе, хотя та сделала всего один глоток. Ее рука дрожала.

      – Кстати, она изменилась после того, как осталась одна, – сказала Бенте.

      – Как же?

      – Как будто… как бы это точнее сказать? Как будто она начала жить. Ее родители были очень строгими и старомодными. Так что, когда их обоих не стало, она могла делать что хочет, думаю, так.

      В этот момент зазвонил телефон. Кайса услышала, как Бенте рассказывает кому-то, что случилось.

      – Что ты имеешь в виду – «могла делать, что хотела»? – спросила Кайса, когда Бенте закончила разговаривать. – Что она делала?

      – Начала краситься, красить ногти, одеваться в яркие цвета, современную одежду, осветляла волосы. Ну, ты знаешь, обычные женские штучки.

      На похоронах отца Бенте первый раз увидела ее в чем-то, кроме серого, бежевого или коричневого. Сиссель надела красный пиджак.

      – Я считаю, это было совершенно неправильно. Ей стоило бы надеть что-то черное, так же принято на похоронах, а не ярко-красное. Она выглядела так, будто собралась на праздник.

      Кайса представила себе Сиссель в черном шелковом платье.

      – Она была красивой, – сказала она.

      – Да… – сказала Бенте. – Но я никогда об этом не задумывалась, пока были живы ее родители. Тогда она была серой мышкой. Мне было жаль ее, она всегда казалась грустной, я едва ли видела ее улыбку. Только когда она осталась одна и начала наряжаться, я впервые увидела, какая она красивая, несмотря на большое безобразное пятно на лице.

      – Это родимое пятно?

      – Нет… на самом деле я не знаю, что это было.

      – Ты хорошо знала родителей?

      – Не особенно. Отец был проповедником, ездил повсюду и произносил речи в молельных домах. А мать… – Бенте пожала плечами, удрученно вздохнув. – Конечно, нельзя говорить плохо о мертвых, но я должна сказать, что она была нехорошим человеком. Да и отец тоже, если ты спрашиваешь меня. Ссорились с соседями, это тоже. Особенно отец. Даг, мой муж, просил у них полметра лужайки, когда мы собирались построить гараж, но об этом даже и речи не могло идти, хоть он и предлагал заплатить намного больше оценочной стоимости. – Бенте прикусила ноготь на мизинце. – А