Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная (сборник). Ивлин Во

По пути от Черинг-Кросса я высадил Себастьяна во дворе материнского дома.

      – Вот и Марчерс, – вздохнул он, и это означало сожаление об окончившихся каникулах. – Я вас не приглашаю, дом, наверное, полон моими родными. Увидимся в Оксфорде.

      И я поехал через парк к себе домой.

      Отец встретил меня, как обычно, с терпеливым сожалением на лице.

      – Сегодня здравствуй, завтра прощай, – сказал он. – Я почти не вижу тебя. Ну, да наверно, тебе здесь скучно. Иначе и быть не может. Хорошо ли ты провел время?

      – Очень. Я ездил в Венецию.

      – Да-да. Конечно. И погода была хорошая?

      Когда после целого вечера безмолвствия мы пошли спать, отец остановился на лестнице и спросил:

      – А этот твой друг, о котором ты так беспокоился, он умер?

      – Нет.

      – Слава богу. Я очень рад. Напрасно ты не написал мне об этом. Я так о нем волновался.

      Глава пятая

      – Как это по-оксфордски, – сказал я, – начинать новый год с осени.

      Повсюду, в садах, на булыжниках, на гравии, на газонах, лежали опавшие листья, и дым костров смешивался с влажным речным туманом, переползающим невысокие серые стены; каменные плиты под ногами лоснились, и золотые огни, один за другим загоравшиеся в окнах нашего двора, казались расплывчатыми и далекими; новые фигуры в новеньких мантиях бродили в сумерках под темными сводами, и знакомые колокола вызванивали память прошедшего года.

      Осеннее настроение овладело нами обоими, словно буйное июньское веселье умерло вместе с левкоями у меня под окном, чей аромат теперь заменили запахи прелых листьев, тлеющих в куче в углу двора.

      Было первое воскресенье нового семестра.

      – Я чувствую, что мне ровно сто лет, – сказал Себастьян. Он приехал накануне, на день раньше, чем я, и это была наша первая встреча, с тех пор как мы расстались в такси.

      – Сегодня со мной беседовал монсеньор Белл. Это уже четвертая беседа после возвращения – с наставником, с заместителем декана, с мистером Самграссом из Всех Усопших и вот теперь с монсеньором Беллом.

      – А кто такой мистер Самграсс из Всех Усопших?

      – Один человек, состоит при маме. Они все говорят, что в прошлом году я очень плохо начал, что на меня обращено внимание и что, если я не исправлю своего поведения, меня исключат. Как это, интересно, исправляют свое поведение? Надо, наверно, вступить в Союз Лиги Наций, каждую неделю читать «Изиду», пить по утрам кофий в кафе «Кадена» и курить большую трубку, играть в хоккей, таскаться пить чай на Кабаний холм и на лекции в Кибл, разъезжать на велосипеде с кипой тетрадей на багажнике, а вечерами пить какао и научно обсуждать вопросы пола. Ох, Чарльз, что произошло за время каникул? Я чувствую себя таким старым.

      – Я чувствую себя пожилым. Это неизмеримо хуже. Кажется, мы уже получили здесь все, на что можно было рассчитывать.

      Мы посидели молча при свете камина. Быстро стемнело.

      – Антони Бланш ушел из университета.

      – Почему?

      – Пишет,