Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная (сборник). Ивлин Во

в Сербию, чтобы там погибнуть от истощения в снегах Боснии. Но позже я открыл нечто подобное и в своем характере. Позже я также пришел к признанию того, о чем тогда, в 1923 году, не считал нужным даже задуматься, и принял сверхъестественное как реальность. Но в то лето в Брайдсхеде эти потребности были мне неведомы.

      Часто, едва ли не каждый день с начала нашего знакомства, какое-нибудь случайное слово в разговоре напоминало мне, что Себастьян – католик, но я относился к этому как к чудачеству вроде его плюшевого мишки. Мы не говорили о религии, но однажды в Брайдсхеде, на второй неделе моего там пребывания, когда мы сидели на террасе после ухода отца Фиппса и просматривали воскресные газеты, Себастьян вдруг удивил меня, со вздохом сказав:

      – О Господи, как трудно быть католиком.

      – Разве это для вас имеет значение?

      – Конечно. Постоянно.

      – Вот не замечал. Вы что же, боретесь с соблазнами? По-моему, вы не добродетельнее меня.

      – Я гораздо, гораздо порочнее вас, – с негодованием возразил Себастьян.

      – В чем же тогда дело?

      – Кто так молился: «Боже, сделай меня добродетельным, но не сегодня»? Не помните?

      – Нет. Вы, наверное.

      – Я-то конечно. Каждый вечер. Но не в этом дело. – Он снова вернулся к разглядыванию страниц «Всемирных новостей». – Опять скандал с вожатым бойскаутов.

      – Вас, наверно, заставляют верить во всякую чепуху.

      – А точно ли это все чепуха? Мне иногда она кажется до жути разумной.

      – Но, дорогой Себастьян, не можете же вы всерьез верить во все это?

      – Во что?

      – Ну, вот в Рождество, и звезду, и волхвов, и быка с ослом.

      – Нет, отчего же, я верю. По-моему, это красиво.

      – Но нельзя же верить во что-то просто потому, что это красиво.

      – Но я именно так и верю.

      – И в молитвы верите? Что можно стать на колени перед статуей и произнести несколько слов – не обязательно даже вслух, а просто в уме – и этим изменить погоду? Или что одни святые более влиятельны, чем другие, и нужно правильно выбрать святого для каждого дела?

      – Да, конечно. Помните, в прошлом семестре я брал с собою Алоизиуса и оставил неизвестно где? Я все утро молился как сумасшедший святому Антонию Падуанскому, и сразу же после обеда я сталкиваюсь в Кентерберийских воротах с мистером Николсом, и у него в руках Алоизиус, и он говорит, что, оказывается, я забыл его у него в пролетке.

      – Ну хорошо, – сказал я, – если вы способны верить во все это и не стремитесь быть добродетельным, в чем же тогда трудность быть католиком?

      – Раз вы не понимаете, то, значит, и не поймете.

      – Нет, но все-таки?

      – Ах, Чарльз, не будьте таким нудным. Я хочу прочитать про женщину из Гулля, которая употребляла инструмент.

      – Вы сами начали разговор. Я только успел заинтересоваться.

      – Больше не обмолвлюсь ни словом. При рассмотрении дела было принято в соображение тридцать восемь аналогичных