Бойся, я с тобой. Страшная книга о роковых и неотразимых. Таня Танк

с ног до головы»;

      – слова, обозначающие обман, мошенничество, шулерство, использование: «накрячить», «сделать», «обуть», «нахлобучить», «юзать», «употребить» (в значении, переспать) и т. д.

      Часто хищник таким образом описывает отношение людей к нему или к другим людям, на самом деле проецируя на других свое отношение к ним. Кроме того, в ожидании постоянных подстав и подлянок находят проявление вечная тревожность и настороженность хищника:

      «Нарцисс видит неуважение и выпады там, где их нет, – пишет Сэм Вакнин. – Он считает, что люди сплетничают о нем, глумятся над ним, лезут в его дела, взламывают его почту. Он убежден, что находится в центре недоброжелательного внимания. Люди сговариваются, чтобы унизить его, наказать, скрыться с его собственностью, обмануть, довести до нищеты, принизить его физически или интеллектуально, покушаться на его время, заставить его действовать (бездействовать), принудить, окружить и взять штурмом, изменить его мнение, разрушить его ценности».

      «Айседора Дункан, оставленная Есениным, рассказывала мне со слезами на глазах:

      – О, это было такое несчастье!.. Вы понимаете, у нас в Америке актриса должна бывать в обществе – приёмы, балы… Конечно, я приезжала с Серёжей… Вокруг нас много людей, много шума… Везде разговор… Тут, там называют его имя… Ему казалось всегда, что над ним смеются, издеваются, что его оскорбляют… мы немедленно уезжали… А как только мы входили в свой номер…я ещё в шляпе, в манто… он хватал меня за горло и, как мавр, начинал душить… «Правду, сука!.. Правду!.. Что говорила обо мне твоя американская сволочь?» А я могу уже только хрипеть: «Хорошо говорили, очень хорошо…» Но он никогда не верил… Никогда!» – пишет Анатолий Мариенгоф в «Романе без вранья».

      Деструктивный человек смутно или отчетливо ощущает свою плохость, лицемерие и иногда проговаривается, как бы в приступе откровенности и самоуничижения: «Я гадкая, я ему мозги компостировала и тебе буду», «Я злой, я очень злой», «Неужели я похож на безжалостного паучину?», «Связь со мной смертельно опасна», «Люблю, когда из-за меня бабы плачут».

      Крайне серьезно отнеситесь и к подобным откровениям:

      «Я сам боюсь этого, не хочу, но знаю, что буду бить. Вас я не хочу бить, вас нельзя бить. Я двух женщин бил. Зинаиду и Изадору (Зинаида Райх и Айседора Дункан, первая и вторая официальные жены Есенина. – Т.Т.), и не мог иначе, для меня любовь – это страшное мучение. Я тогда ничего не помню, и в отношении вас я очень боюсь этого. Смотрите, быть вам битой». Я тогда знала, что повода не может быть, и потому смеялась, что меня-то не придётся бить. Увы, пришлось, и очень скоро. Пришлось не по моей вине, а стараниями Сахарова и Наседкина был разбужен зверь в Сергее Александровиче», – пишет Галина Бениславская, гражданская жена Есенина, которая за несколько лет рядом с поэтом дважды подлечивалась в спецучреждении, а спустя год после его самоубийства покончила с собой на его могиле.

      Примечательно, что о себе хищник часто говорит как о «типаже», «оболочке», «обертке» – то есть о чем-то пустом