Афганский караван. Земля, где едят и воюют. Идрис Шах

шотландских горах – он поймет. Мы стали беседовать о моих и его горах, и вдруг, как Золушка, я увидела, что уже пол-одиннадцатого. Я же обещала отцу быть дома в десять, и вот, в первый раз выйдя на люди, нарушила слово!

      Мне стало не по себе.

      – Ох! – воскликнула я. – Мне уже следовало быть дома. Папа будет сердиться. Что делать? Уже полчаса опоздания, а еще нужно время, чтобы добраться.

      – Где вы живете?

      Чуть не плача, я сказала ему где.

      – Я могу отвезти вас домой в своей машине с вашей спутницей.

      Спутницу я нигде не могла найти и, признаться, не очень-то хотела. Несколько минут спустя Саид Абдулла и я уже мчались в его маленькой машине к моему дому. Я разрывалась внутренне между наслаждением от пребывания в таком обществе и боязнью того, что отец в этот поздний час увидит, как я возвращаюсь с незнакомым молодым человеком.

      Я быстро выскочила из машины. Мой провожатый стоял передо мной. Опасаясь, как бы нас не увидел отец, я торопливо сказала:

      – Спокойной ночи, и спасибо вам!

      – Спокойной ночи. Надеюсь иметь удовольствие снова увидеться с вами, – ответил Саид Абдулла и поцеловал мне руку.

      Боюсь, даже при свете уличных фонарей со стороны было видно, что мы не хотим расставаться.

      – Мой отец не позволит мне еще раз с вами увидеться, – огорченно сказала я и взбежала по ступенькам к двери.

      Открывая ее, я оглянулась на провожатого, который все еще стоял на тротуаре. Я быстро захлопнула дверь и, пока не уснула, думала только о том, как Саид Абдулла смотрел на меня, говорил со мной и заботился обо мне.

      Утром я проснулась поздно. Меня ждало письмо:

      «Пожалуйста, Мораг, окажите мне честь выпить со мной чаю сегодня в четыре часа в „Мэккиз“.

Саид Абдулла».

      Перспектива скорой встречи привела меня в такое волнение, что день, казалось, тянулся бесконечно. Сказав родителям, что меня пригласил на чай друг семьи, я вышла из дому за час – боялась опоздать, – хотя до кафе было всего несколько минут ходу.

      В три тридцать пришел Саид Абдулла, и я вдруг сделалась молчаливой. Мы сидели за столиком у окна и смотрели на парк Принсез-стрит-гарденз. Мало-помалу я рассказала ему о старом доме, откуда мы уехали год назад, о моих домашних животных в деревне… и о брате.

      – Мне очень-очень жаль вас, бедное дитя, – промолвил он с таким сочувствием, что я расплакалась.

      Он переменил тему и заговорил о родных местах, о форте на «ничейной земле» в Хайберском проходе, где он жил, и, заслушавшись его рассказом о соплеменниках, я забыла про свое горе.

      Когда он повел речь о воинах на его родине, взгляд у него стал напряженным, испепеляющим, но, едва он вспомнил о матери и сестрах, его глаза наполнила прямо-таки женская мягкость.

      Время пробежало очень быстро, подобно всякому счастливому времени, и мы оглянуться не успели, как настала пора прощаться.

      – Неужели и правда пять часов? – спросил мой друг, и меня обрадовало, что для него тоже время прошло незаметно.

      После