Досье генерала Готтберга. Виктория Дьякова

в штабе Шумилова, там отнеслись к ней неодобрительно: и так пролито столько крови, куда еще? К тому же расстреливать безоружных, без суда и следствия?..

      – Кто этим будет заниматься? – негодовал Шумилов.

      – Найдем, – язвительно успокоил его особист. – Всегда находили, и сейчас найдем.

      – Солдат не дам, ни одного человека, – грозно отрезал генерал.

      – А мне и не надо, – с ехидной улыбочкой парировал тот. – Среди пленных найдем, и палачи, и жертвы сыщутся.

      – Нет, я доложу Рокоссовскому, это просто вакханалия какая-то! – Шумилов взялся за телефон.

      – Мне надо пленных, человек с тридцать, – объявил особист Белозерцевой. – Быстренько организуйте. Желательно офицеров.

      – А как фамилия, простите? – Катерина Алексеевна насмешливо взглянула на него.

      – Чья? – не понял он.

      – Ваша, товарищ. Вы откуда, вообще, свалились?

      – Майор Суэтин, – сухо ответил энкэвэдэшник. – Прибыл по особому указанию. Имею полномочия.

      – Да вы что, опупели, что ли? – не выдержал Хрущев. – Больше заняться нечем?! Какие еще, к черту, полномочия? На бойню?

      – Подожди, Никита, – остановила его Белозерцева, – не похоже, что товарищ Суэтин все сам придумал. Надо доложить командующему и уточнить в Москве.

      – Но мне приказано, – попробовал возмутиться Суэтин, – мне приказано, не теряя времени…

      – Придется потерять, – оборвала его Белозерцева. – Командующий фронтом разберется, а пока отдыхайте, товарищ Суэтин. Я уверена, что здесь вашим способностям найдется лучшее применение.

      Вскоре выяснилось, что Суэтин действительно получил вполне определенные указания, и они исходили с самого верха.

      – Да, крепкий орешек, – сокрушался Хрущев, – нашими щипцами его не расколоть. Звони на Лубянку, Катя, – подтолкнул он Белозерцеву по-свойски, под бок. – Если ты там не договоришься, – кто договорится? Лаврентий-то тебя послушает? – он как-то двусмысленно усмехнулся.

      – Оставь эти пошлости, Никита, – поморщилась Катерина Алексеевна. – У Лаврентия и помоложе меня найдутся, за кем увиваться. Целый Большой театр под боком. Да еще консерватория.

      – А я вовсе не то имел в виду, – запротестовал Хрущев. – Я говорю о твоих прошлых заслугах. НКВД должно о них помнить. Насколько я знаю, лично «хозяин»…

      – Вот именно, – Белозерцева оборвала его жестом, – «хозяин» только и может воздействовать на них. А мои заслуги, Никита, все равно что салфетка в ресторане, вытерлись да выбросили – и весь сказ. Я еду к Рокоссовскому, – она встала. – У него прямая связь…

      Ожидание было долгим и тяжелым. Допросы отменили. Как допрашивать, если вот-вот чуть не весь немецкий генералитет поставят к стенке? Шумилов напряженно мерил шагами пространство кабинета. Наконец ближе к вечеру из штаба фронта сообщили – расстрел отменяется.

      Узнав об этом, Хрущев не выдержал:

      – Как тебе это удалось, Катя? – кинулся он к Белозерцевой, едва она появилась. – Неужели