Евангелие от Фомы. Иван Наживин

все работы в полях: близко начало Святой Субботы. В воротцах вдруг появились маленький ослик со всякой поклажей и его хозяин, Элеазар, очень похожий и фигурой, и выражением тихого, худощавого лица на Марфу.

      – А разве рабби все нет? – сбрасывая пыльный, коричневый с белыми полосами плащ, спросил он у Марфы.

      – Нет еще… – отвечала она. – А что это за шум там, на улице?

      – Иерусалимские богачи разгулялись… – разгружая ослика, хмуро сказал Элеазар. – Вот-вот начало субботы, а им хоть бы что! И сын Каиафы, Манасия, с ними…

      По пыльной, сияющей улице мимо домика шла веселая толпа богатой молодежи. Посреди толпы на богато украшенных носилках весело кричала что-то и хохотала, видимо слегка пьяная, рыжеволосая красавица, известная всему Иерусалиму – и не только Иерусалиму – под именем Мириам магдальской. В ее горячих, странного густо-золотого цвета глазах, в пьяной улыбке прекрасного лица, в каждом изгибе стройного тела, в каждом звуке красивого грудного голоса слышалось знойное трепетание жизни. При одном виде ее, при одном даже имени, благочестивые люди плевались, с опаской говорили, что в ней семь бесов, и украдкой не могли не любоваться ею…

      – Вон что разделывают! – вздохнул Элеазар. – О-хо-хо-хо…

      И не успело это шумное шествие скрыться, как во дворик вошел весь пыльный и загоревший Иешуа. В одной руке его был длинный посох, а в другой несколько анемонов. Все лица просияли теплыми улыбками.

      – Шелом! – с улыбкой приветствовал их Иешуа, и его застенчивые глаза тепло просияли.

      – А мы боялись, что ты уж не придешь… – отвечал Элеазар, ласково ударил разгруженного ослика по заду, и тот сам прошел на свое место под убогий навес из кукурузной соломы.

      Мириам, вся сияя, приняла от гостя его посох и плащ.

      – Возьми и полевые лилии эти… – немножко застенчиво сказал Иешуа. – Последние… Я никак не налюбуюсь на них: воистину Соломон во всей славе его не был одет прекраснее их!..

      – Садись-ка под свою смоковницу, а я сейчас умыться тебе подам… – сказала Марфа. – Смотри, какой ты весь пыльный… А ты, Мириам, плащ его хорошенько встряхни… Словно ты со всей Иудеи на себя пыль собрал, рабби…

      – Ну, что же, был в Энгадди? – спросил Элеазар.

      – Был. Простился… – отвечал Иешуа, садясь на прохладный плоский камень под смоковницей. – А потом на Иордан прошел, к Иоханану… Сегодня поутру воины Ирода арестовали его…

      – Да что ты говоришь?! – широко открыв глаза, уставились на него все. – А видел, что у нас на улице богачи-то разделывают. Этим все ничего, все можно…

      Марфа принесла большой таз с кувшином холодной воды, помогла Иешуа вымыть лицо и руки, а потом, снова усадив его, ловкими, спорыми движениями омыла его ноги и отерла их утиральником.

      – Ну, вот теперь и хорошо… – удовлетворенно проговорила она, поднимаясь. – А теперь ты умойся, Элеазар… А ты что все стоишь да слушаешь, Мириам? Надо трапезу готовить… Можно ли так?

      – Ах,