Мальчики с бантиками. Валентин Пикуль

тебя с лапой? В каких дверях тебе ее прищемили? Может, ты инвалид какой?

      Савка побежал прочь. Ну и липуч, проклятый.

* * *

      До самого конца июля томились юнги по баракам, отрезанные от общения с городом, лишенные права переписки. Старшины читали им строевой и дисциплинарный уставы. Но эти книжки навевали на юнг непроходимую тоску. Не веселее казались и строевые занятия, отработка шага и поворотов между стенами унылых бараков.

      Тоска ожидания иногда рассеивалась лекциями комиссаров о славе и героизме русского флота. Изучали юнги и винтовку с гранатой – это уже охотно! Ни одного кинофильма юнгам не показали.

      На все вопросы старшины отвечали:

      – Умей ждать. Флот любит терпеливых ребят.

      Среди юнг стали блуждать самые нелепые слухи.

      – Вот гадом буду, – клялся один, – если совру. Это уж точно: всех нас скоро забабахают на Землю Франца-Иосифа.

      – Вранье! – отвечали ему. – Сейчас каждого из нас втихаря проверяют, а потом станут готовить в десант. Севастополь обратно брать! Кто накроется – тому вечная память. А кто живым из десанта вернется, того допустят до сдачи экзаменов.

      – Каких еще экзаменов? Мало мы их в школе сдавали?

      – Говорят, по математике гонять станут. Икс равен игреку, тангенс-котангенс, ну и прочая мура…

      В один из дней раздался голос дневального:

      – Юнга Огурцов – на выход!

      – С вещами? – спросил Савка.

      А сердце, казалось, сломает все ребра в груди. Зачем на выход? Неужели дознались, что с рукой неладно?

      – Без вещей! Тебя батька на ка-пэ-пэ дожидается.

      Курящие хватали Савку у дверей, терзая просьбами:

      – Папан твой с папиросами? Слямзи для нас по штучке.

      – Да ну вас! – угрюмо увертывался Савка от просителей. – Он же меня выдерет, если я у него курева попрошу.

      Отец, еще издали заметив сына, принялся хохотать. В самом деле, картина была уморительная: маленький человечек во фланелевке до колен, рукава закатаны, штаны подвернуты, а вырез фланелевки, в котором видна тельняшка, доходит до самого пупа.

      – Ловко тебя принарядили, брат! – сказал отец, просмеявшись. – Ну, не беда. Давай отойдем в сторонку. Ты как живешь-то?

      – Хорошо.

      – Правду сказал?

      – Конечно. Юнги, бывает, и в адмиралы выходят.

      – Далеко тебе еще… до адмирала-то! Одного я боюсь, сынок. Учеба твоя в дальнейшем может сорваться, вот что. Вырастешь, и с каждым годом будет труднее садиться за учебники. Это я по себе знаю!

      Отец начал службу на «новиках» Балтики, масленщиком в котельных отсеках. Прирожденный певец-артист, певцом он не стал. Прирожденный математик, ученым он не стал тоже. Флот заполонил его всего, и, хотя потом ему открылись все двери, он так и остался на кораблях. Прошел нелегкий путь от масленщика на эсминцах до комиссара.

      – Твой поступок не осуждаю, – сказал отец. – Хотя ты и не посоветовался со мной. А я сегодня пришел попрощаться.

      – Уходишь? Опять в море?

      – Да. Ухожу. Только не в море – под Сталинград.

      – Неужели, –