Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество. Виталий Шипаков

объявился, уж очень лютый, мужикам с таким не совладать, казаки требуются.

      – Что ж, нехристей рубить – святое дело, – одобрительно промолвил есаул.

      – Пошли, Ванька, с нами, – предложил ему Кольцо. Видя, что побратим колеблется, он с издевкой вопросил: – Али так в царя влюбился, что жить не можешь без него?

      – Влюбился, только не в царя.

      – В кого же это, если не секрет?

      – В жену чужую.

      – Ну, ты, брат, даешь, то-то я смотрю, весь исхудал, тебе что, девок мало?

      – Девок много, брат, и баб хватает, да Елена среди них одна. Ей подобные раз в сто лет рождаются, так что мне другой такой в этой жизни уже не отыскать, – с печалью в голосе поведал Княжич.

      – Да, похоже, плохи твои дела, – с сочувственно изрек Кольцо. – Хоть одним бы глазом на эту ведьму глянуть.

      Ванька яростно сверкнул очами, мол, не смей так говорить и, тяжело вздохнув, пообещал:

      – Сейчас увидишь и ее, и мужа ейного. Хорошо бы, чтобы он тебя не увидал.

8

      За окнами послышались голоса подъехавших хоперцев. Есаул встрепенулся и начал отдавать приказы двум матерым разбойным атаманам.

      – Следом за моим отрядом конный полк идет. В нем бойцов около тысячи. Силой с ними нам не справиться, да и незачем напрасно кровь стрелецкую проливать, как-никак мы вместе воевали. Будем действовать хитростью. Ты, – кивнул он Ермаку, – как и мне, купцом представишься. Для пущей важности тем же Строгановым назовись. Ну а ты, брат, – Княжич шаловливо подмигнул и указал на брошенные кем-то у порога лапти с драными онучами11, – скидывай кафтан да сапоги и в лапти обувайся. Харю скорчишь поглупей, чтоб сойти за мужика-провожатого. Оружие держите при себе, если Новосильцев выдаст, будем пробиваться. Кони у стрельцов измотаны, наверняка уйдем.

      – Ты, Ванька, от любви своей, видать, совсем ополоумел. Видано ли дело, чтоб казачий атаман в лаптях щеголял, – возмутился Кольцо, но Ермак сурово осадил его.

      – Друг твой верно говорит. Лучше малость походить в лаптях, чем в сапогах на колу красоваться.

      Спорить побратим не стал, ругая Княжича непотребными словами, он начал разуваться.

      – Ладно, хватит костерить меня, после душу отведешь, а сейчас давай прощаться. Неизвестно, свидимся иль нет еще хоть раз на земле этой грешной, – примирительно промолвил есаул, и Ваньки снова обнялись, теперь уж на прощание.

      – Может, все-таки со мной пойдешь, а ну их, этих баб, – сказал Кольцо, положив ладонь на кучерявый затылок Ивана.

      – Поживем – увидим, – отрешенно, как давеча Елене, ответил ему Княжич, после чего обратился к Ермаку: – Ждите здесь, я сперва один выйду, как кликну эй, купчишки, выходи, сразу же ступайте на крыльцо.

      – А не выдаст нас сей молодец, – спросил Ермак, кивая есаулу вслед.

      – Не выдаст, – уверенно ответил Кольцо и, малость помолчав, проникновенно вымолвил: – А коли выдаст, я даже пальцем не шелохну, как баран пойду на заклание. Ежели уж Ванька сделался Иудой, значит, этот мир перевернулся, тогда не

11

Онучи – длинная, широкая полоса ткани для обмотки ноги до колена (при обувании в лапти). Элемент традиционной русской крестьянской одежды.