Идущий от солнца. Филимон Сергеев

никакой зависимости от чиновников, проходимцев, мозгодавов…

      Вера от души расхохоталась.

      – Мамочка, не смеши! Помнишь, один мудрец говорил: «Жить в обществе и быть от него свободным – абсурд».

      – То-то ты и прилипла к обществу, которое из тебя всю душу выскоблило. Забудь про таких мудрецов-дьяволов. Ну да хватит об этом! Лес для дома мы уже заготовили. Будешь завтра корзать его, окоривать.

      – Из кругляка строить будете?! – Вера остановилась, с удивлением посмотрела на мать. – Что же вы не писали об этом? Я для вас ванную купила. Джакузи, итальянский домофон.

      – Зачем?! Лучше бы селедки тихоокеанской привезла или какой-нибудь рыбы заморской, вкусной, как наша семга.

      Вера опять расхохоталась.

      Ей почему-то казалось, что покупки столичные приведут родичей в восторг.

      А теперь надо было исправлять ошибку.

      – Мамочка, – с улыбкой сказала она, – а я еще везу знаешь чего?!

      – Чего еще?..

      – Еще я везу вам новые аудиокассеты, которых вы днем с огнем не сыщете.

      – Макаревича опять. Или эту самую, как ее. Известную певицу не то на «П» не то на «Б». Из головы вылетело.

      Вера снова рассмеялась, посмотрела на часы.

      – Пойдем, мамочка, скоро новости по первому каналу. – Она ускорила шаги, звонко постукивая каблучками по шпалам, с любопытством разглядывая родные деревянные покосившиеся избы. Мать едва поспевала за дочерью, глубоко дышала, кое-как справляясь с подарками дочери – тяжелыми олимпийскими сумками.

      – Как у Люськи Клюквы дела?

      – Да ничего вроде. Остепенилась мало-мало. Первый-то, Юрка, под поезд бросился, а со вторым живет. Мальчик у нее от первого-то. Хорошенький такой. Федулкой зовут.

      Вера словно в болотину оступилась. Щеки разом загорелись, сумка соскочила с плеча, и высыпались на шпалы миниатюрный кейс, косметика и аудиокассеты. В памяти словно вспыхнули все тропинки, все мостовые, по которым она бродила с Юркой. С ним она закончила сельскую школу, занималась в клубном драмкружке, ходила вместе на охоту. Все было как с лучшим другом.

      Про любовь они не говорили, но она чувствовала, что она нужна ему и старалась как можно чаще встречаться с ним.

      Вера любила своего Юрку со школьной скамьи. Но об этом никто не знал. Только болотные кочки да тонконогие ивы у родной реки.

      – Мамочка, – тихо сказала она, – домой иди.

      Вера торопливо положила кейс, парфюмерию и аудиокассеты обратно в сумку. Губы ее дрожали, глаза удивленно смотрели в сторону кладбища.

      Мать забеспокоилась:

      – Может, тебя укачало в поезде? Бледная ты… Или голодная?

      – Нет, мамочка, иди домой, иди. Я скоро вернусь. – Она свернула с дороги на лесную тропинку в сторону кладбища, нахмурилась. Мать растерянно смотрела ей вслед.

      – Как же я тебя оставлю, дочка?.. Уже темнеет. Сей год наемники к нам понаехали! Озоруют, черти!

      – Прошу тебя, мамочка, иди домой. – Вера остановилась, строго посмотрела на мать.

      – Не пойду: тебе плохо.

      Мать Веры, Марья Трофимовна Лешукова,