Жизнь на грешной земле (сборник). Анатолий Степанович Иванов

на спину, расстегнул полушубочный ремень, выдернул из-под себя. Затем расстегнул и выдернул брючный, начал их связывать.

      – Скорее, Пашенька… Скорей, – услышал он.

      – Ништо, продержишься… сволота вонючая… А нет – туда тебе и дорога.

      И еще маленько подполз к страшной полынье Демидов, потому что и связанные ремни не доставали до Макшеева.

      – Теперь так, Денисий… Хватайся за ремень, я потяну, а ты попробуй вскарабкаться на лед. Да чувствуй его крепкоту, шибко не дрыгайся. Без лишних толчков чтобы, иначе… А то я отпущу свой конец – и пропадай тогда.

      – Я легонько, я легонько…

      – Держи тогда.

      Демидов свил в кольцо связанные ремни, бросил, стараясь попасть в голову Макшеева. И попал. Макшеев тотчас ухватился за спасительный конец. Демидов почувствовал – ухватился крепко, намертво.

      – Теперь вылазь, – подтягивая ремень к себе, приказал Демидов. – Да, гляди, потихоньку…

      Лед, присыпанный снежком, все же был скользкий, Макшеев за ремень только держался, к себе не дергал. Он понимал, что, если начнет лихорадочно дергать, Демидов заскользит к полынье и тоже провалится, если раньше не бросит свой конец.

      За ремень Макшеев держался правой рукой, а левой, обламывая ногти, хватался за кромку льда, пытаясь поднять тело из полыньи. Но это ему никак не удавалось. Видя это, Демидов прокричал:

      – Вверх по полынье продвинься. Вверх…

      – Ага, давай…

      Демидов, слыша, как стучат зубы Макшеева, не выпуская ремня, перевернулся на спину, потом снова на живот, откатываясь влево. И опять потянул, помогая продвинуться Макшееву вверх по полынье.

      – Теперь так… Ноги не свело судорогой?

      – Не знаю… Не чую их. Нет вроде.

      – Попробуй сейчас закинуть ногу на лед. Ну? Понял?

      – Ага, ага… Счас…

      Макшеев понял, зачем Демидов приказал продвинуться вверх по полынье и что требует сделать теперь: течение распластало его тело вдоль полыньи, надо чуть подогнуть левую ногу и выбросить ее наверх, на лед, а потом… Только ноги вот не повиновались…

      – Правильно, волк тебя съешь! – услышал вдруг он и понял, что хоть ноги и не повиновались, хоть он и не ощущал их, а сделал, видимо, что следовало. – Теперь я дотяну, а ты спружинь ногой – и выкидывайся поосторожнее на лед. Ремни у меня крепкие, на твое счастье. Ну, по команде. Раз, два…

      Слова «три» Макшеев не услышал. Он только почувствовал, что находится уже не в воде, что лежит на льду. Почувствовал и от охватившей его радости опять заплакал.

      – Спасибо… Павел. Спасибо-о!

      Первое слово он прошептал, последнее выкрикнул.

      – Ты еще погодь радоваться, страмота. Отползай теперь от полыньи подальше. Ползи! В воде не скрючило, так сейчас замерзнешь.

      И Макшеев беспрекословно пополз, лед под ним трещал, но выдерживал.

      – Падаль ты, а приперло – людей на помощь закричал! – донеслось до Макшеева.

      Тот оглянулся, увидел, что Демидов сидит на льду, пытаясь развязать ремни. Будто испугавшись, что старый лесник подойдет сейчас к нему и примется