Одиннадцать дней вечности. Кира Измайлова

выговорился наконец, пусть даже не близкому человеку, а просто тому, кто мог и хотел выслушать его.

      – Знаешь, – произнес он вдруг без тени усмешки, – сперва я считал, что, если бы крыло осталось лебединых размеров, мне было бы легче. Потом передумал: у птиц хрупкие кости, а переломанное бесполезное крыло намного хуже, чем просто бесполезное… Ну и вдобавок я теперь могу обойтись без одеяла, а в жаркие дни – прикрыться от солнца!

      Эрвин улыбался, но я видела, как ему больно. Это была не телесная боль, хотя и ее он испытывал вдосталь…

      – Элизу признали невинной, сказали, что она не колдунья, а вместо нее сожгли главного наушника, – тихо сказал он наконец. – Она счастливо живет со своим мужем, а Михаэль занял трон нашего отца. Нам с братьями досталось не так уж мало… Куда подевалась Лаура, не знает никто.

      «Такие не пропадают бесследно», – подумала я.

      – Вот и вся моя история… – негромко произнес Эрвин. – Я думал, это уже конец, но, кажется, ошибался.

      «Я останусь с тобой, – сказала я про себя. – Хотя бы ради того, чтобы узнать, почему умер Клаус! Ты поможешь мне отомстить…»

      О, горе тем, кто считает русалок нежными морскими девами, способными лишь петь о любви и заманивать моряков в пучину! Я умела делать и это, в ранней юности все так балуются… Но если убийца Клауса попадется мне в руки, клянусь, я разорву его на части, и помощь мне не потребуется!

      – Дождь собирается, – сказал Эрвин, подняв голову. – Первая гроза в этом году. Идем в дом?

      Я покачала головой и сделала то, что давно хотела: скинула туфли и ступила на прохладную влажную траву босыми ногами. Принц молча наблюдал за мной, а потом, когда порыв ветра бросил в лицо белые лепестки, сказал:

      – Похоже на снег, правда? Люблю снег, но до зимы теперь далеко…

      Раскат грома раздался совсем близко, и я вздрогнула от неожиданности. Пошел дождь, пока слабый, мелкий, но чувствовалось, что он скоро разойдется и будет поливать до рассвета, а то и сутки напролет.

      – Не мокни, снова простынешь, – произнес Эрвин и расправил крыло. – Хотя о чем это я, в зимнем море куда холоднее, чем теперь! Я прав?

      Я кивнула. Тогда, зимой, я заболела не столько от холода, сколько от горя. Я всегда считала, что это случается только с людьми, ан поди ж ты, оказалось, мы похожи куда больше, чем можно представить!

      С лебединых перьев вода скатывалась, не смачивая их, и на меня попадали только случайные капли. А что ноги намокли – не страшно, это было приятно…

      Сам Эрвин вымок до нитки, темные волосы облепили его виски, но он улыбался, подставляя лицо струям дождя.

      – Жаль, я не могу жить в бочке с водой, – сказал он вдруг, а я вспомнила: Анна рассказывала мне, что Эрвин всем твердит о пользе закаливания и зимой запросто разгуливает в одной рубашке, а бывает, обтирается снегом. Летом же он пропадает на побережье, купается, бывает, в самый шторм, и никакой холод его не берет!

      Должно быть, снег и холодная вода могли хоть немного утишить боль от ожогов… И я понимала теперь,