Последняя крепость империи. Легко сокрушить великана. Виктор Квашин

сказал Неспеши. – После двух десятков монгольских всадников она уже забыла, как её саму зовут. Да и все они одинаковы. Я свою долю не дам.

      – Я тоже, – сказал Котёл. – За бабу добро отдавать не стоит. Лучше жратвы наменяем.

      – А я бы отдал, – тихонько сказал Стрела и засмущался.

      Солдаты дружно расхохотались и пустили бурдюк по второму кругу. О княжне больше не говорили.

      Сиантоли улучил момент, расспросил у Неспеши, где располагается Второй десяток, сказал, что скоро вернётся и пошёл на главный двор сотни.

      Сотник Жаргал наслаждался незнакомой городской жизнью – возлежал на горе подушек перед изящным низким столиком, на котором стояли красивые сосуды с вином. Две едва прикрытые прозрачными накидками тангутки обмахивали его веерами. Жаргалу было хорошо.

      – Подсаживайся, – пригласил он Сиантоли. – Мне добыли хорошее вино, ты такого не пробовал, это точно.

      Сиантоли присел на подушки напротив, пригубил вино. Поблагодарил.

      – Ну, как тебе служба в моей сотне? Как твои ястребы, порхают?

      – Нормально. Мертвецов таскать и воронам под силу, а насколько они ястребы, в бою посмотрю. Дело у меня к тебе, просьба.

      – Говори.

      – Дай сто монет в долг. Добуду, отдам.

      Сотник посмотрел исподлобья изучающе, но слов не сказал. Крикнул помощника, приказал принести связку денег21.

      Сиантоли поблагодарил и поспешил в расположение Второго десятка.

      Монголы были пьяны и усталы, лениво выдумывали, что бы ещё сделать с голой и совсем некрасивой жертвой, уже вовсе не похожей на особу княжеских кровей и мастерицу по удовлетворению изысканных мужских желаний.

      Сиантоли молча поднял над головой связку монет и кивнул на княжну.

      – Договорились! – сказал за всех десятник, и видно было, что солдаты с ним полностью согласны.

      Сиантоли накинул на княжну первую попавшуюся тряпку, схватил за руку и потянул за собой.

      Он завёл женщину в первый пустой дом на своём участке работ. Отыскал кувшин с водой, дал напиться. Княжна, узнав спасителя, упала на пол, принялась обнимать ноги, причитать. Сиантоли не понимал тангутку, да он и не желал понимать. Она лопотала что-то вроде «Спаси, спаси» или «Спас. Ты меня спас». Он поставил её на ноги, жестом приказал повернуться лицом к стене. Приговаривая «Я спасу тебя… Да, я тебя спас…», с размаху проломил затылок кистенём.

      Отыскав тангутов-уборщиков, за которыми присматривал Стрела, Сиантоли отвёл их к убитой, приказал убрать.

      Стрела долго рассматривал обнажённое тело, отвернулся.

      – Жалко, – тихо сказал он и кажется всхлипнул.

      Тёмным вечером после сытной мясной похлёбки и ковша противного тёплого вина Сиантоли удалился от всеобщего шума, вышел со двора на пустую узкую улочку, сел на землю под глинобитную стену и задрал голову к звёздам. На душе было до тошноты пусто.

      – Вот, друг мой Дзэвэ, чем закончилась твоя весёлая любовь к княжеской

21

Монголы, как и чжурчжэни пользовались сунскими монетами, имеющими в центре квадратные отверстия. Но в Цзинь были и собственные деньги, тоже с квадратными отверстиями. Такие монеты для удобства нанизывали на шнуры.