Пылающий горизонт Юго-Восточного фронта. Владимир Александрович Карагодин

будут смеяться…», – опуская глаза подумал он.

      Подбежавшие бойцы обнаружили Николая, смущённо улыбавшегося им. Он, будто извиняясь за свой внешний вид, опустив глаза, мысленно просил не ругать его строго. Как в детстве, когда он, стоя в дверях перед своей матерью, оттирал грязные коленки после пробежки по лужам. Он понимал всю нелепость своего положения, но Николай не понимал одного, почему стоявшие возле него бойцы ополчения, – так похожие на мальчишек из детства, не смеялись над ним, а лишь молча, смотрели на него, поочерёдно снимая свои головные уборы. И Коля заплакал. Может от смущения, а может от того, что он больше никогда не увидит, своего командира, Стрелка и…

      Глава 3. Граница.

      В три часа после полудня ко мне подошёл Паша.

      – Искупаться не хочешь?

      – А что, вас отпустили?

      – Да, Иваныч разрешил, беги к нему отпрашивайся пока он во дворе.

      Я подошёл к Иванычу и изложил ему своё желание, на что он, сделав каменное лицо, ответил:

      – Ребята поймите, в любой момент может быть отправка, к тому же у меня приказ, в город не выпускать вас, а если с местными какие трения? Сам понимаешь… оставайся в лагере.

      «Вот старый дурак, опять командира включил, и зачем я только у него спрашивал! Оставайся в лагере. Такое ощущение, что я добровольно в тюрьму сдался. Нет, нельзя сдаваться, если старый пень не хочет по-честному, придётся действовать как обычно».

      – Иваныч, я из Сибири, про Дон только в книжках читал, а теперь такая возможность появилась, к тому же, я один роли не сыграю.

      Лицо Иваныча расплылось в широкой улыбке и он протяжно сказал:

      – Иди, коли на Дон-батюшку полюбоваться хочешь.

      В нашей компании я был самым младшим и самым неопытным в военном деле. Фокс был небольшого роста, но крепкого телосложения. В его лице читалось зрелость, а также хладнокровность, он был больше похож на предпринимателя, привыкшего к комфорту и к выдержанному виски. Фокс был военным лётчиком в прошлом, сейчас же род его занятий был неизвестен, от Паши я узнал, что у него есть жена и маленький ребёнок.

      Вторым был Зевс, выглядел он как человек прошедший горячую точку. На его теле было несколько шрамов, явно от пулевых ранений. В глазах Зевса читался задор, вперемешку с удалью русского богатыря, он по-ребячески смеялся и не мог никак понять, почему Дон такой мутный.

      – У нас в Сибири речушки быстрые и холодные, вода в них прозрачная как хрусталь, – кричал он, растираясь полотенцем. В такой реке нет, особого удовольствия купаться.

      – Ну да, вы, наверное, в Сибири у себя там с медведями в догонялки играете, – улыбаясь, ответил я.

      Зевс пристально посмотрел на меня, и, отвернувшись в сторону, ответил:

      – Может, и играем, только вода всё равно мутная.

      «Да, с таким собеседником трудновато будет в одной берлоге, какой же особенный они народ – эти сибиряки».

      Замыкал наш круг Паша, который работал и жил в Краснодаре,