Претерпевшие до конца. Том 2. Елена Владимировна Семёнова

что соседу приспичило расширить жилплощадь?..

      Однако, люди что-то строят. Как в большом муравейнике кипит работа… Что строят они? Тот ли самый рай сатаны, над которым корпели бесы, обманывая слепого Фауста? А эмигрантские фаусты с придыханием листают советские газеты и жаждут остановить мгновенье, и оказываются пожраны пропастью. У Гёте, правда, ангелы всё же отбили у сатаны бессмертную душу заблудшего учёного. Что ж, может, и души всех этих несчастных наивных людей тоже будут спасены… За благие стремления и муки…

      В муравейнике есть время отдыху. Тогда серый морок разбавляется режущими глаз всплесками кумача. Страна должна демонстрировать своё единство! В ногу шагают советские люди в день Первомая! Плакаты, знамёна, лозунги… «Уничтожим кулака, как класс!» «Смерть мировому империализму!» «Смерть вредителям!» Ну, и «да здравствует», конечно… Мудрый Сталин… Мудрое ОГПУ… Партия, ведущая нас от победы к победе… Лица на демонстрациях – счастливые! Особенно, у молодёжи… Она, молодёжь, воспитывается комсомолом и искренне верит в светлое будущее, и искренне готова на всё за «дело Ленина и Сталина»… Неискренние сияют всё равно. Попробуй, не посияй – мигом запишут в «подозрительные». Жалко, до боли жалко жар этих юных сердец. На что-то истратят его? Как ещё искалечат эти души?

      Демонстрации дополняют парады, а парады – карнавалы. Кружатся под музыку маски, а в них – что-то пугающе страшное. В такие маски, лишённые собственного нутра, день за днём превращаются живые люди.

      Всю дорогу вертелись в памяти строки Ивана Савина:

      Вся ты нынче грязная, дикая и темная.

      Грудь твоя заплевана, сорван крест в толпе.

      Почему ж упорно так жизнь наша бездомная

      Рвется к тебе, мечется, бредит о тебе?!

      Бич безумья красного иглами железными

      Выколол глаза твои, одурманил ум.

      И поешь ты, пляшешь ты, и кружишь над безднами,

      Заметая косами вихри пьяных дум.

      Каждый шаг твой к пропасти на чужбине слышен нам.

      Смех твой святотатственный – как пощечин град.

      В душу нашу ждущую в трепете обиженном,

      Смотрит твой невидящий, твой плюющий взгляд…

      Почему ж мы молимся о тебе, к подножию

      Трупами покрытому, горестно склонясь?

      Как невесту белую, как невесту Божию

      Ждем тебя и верим в кровь твою и грязь?!

      Как ни опасно было, а перво-наперво устремился Родион в Глинское. Добирался окольными путями, боясь лишний раз попасться кому-нибудь на глаза. А лучше бы и не заглядывать сюда вовсе, остался бы дорогой уголок незамутнённым сладостным сном в памяти… Первый раз схватило сердце, когда спускаясь с холма не увидел он за ручьём, превратившимся в болото, белоствольного божелесья… Так и замер Родион на дороге, не веря своим глазам, а затем пошёл медленно по траве, давно забывшей, что когда-то была здесь тропинка.

      Лишь ветшающие пни остались на месте заповедной рощи,