Добрые люди. Павел Кренев

в своих стойлах деревенские кони.

      Еще раз к нему подходить бесполезно – дядя Федя разговаривать с тобой больше не будет.

      Я такую картину однажды увидел и обратился за советом к отцу.

      Папа мне сказал:

      – Дак сосед-то наш, Николай Семенович, в этом годе на конюшне работает. Иди к нему. Я ему прошлым летом рюжу давал – навагу ловить. Не должен отказать.

      И я поймал около конюшни Николая Семеновича, дорогого своего соседа, у которого с отцом в самом деле были хорошие отношения.

      Дело было после школьных занятий. День клонился к вечеру, но еще вовсю светило апрельское солнышко, и справный конюх дядя Коля сидел на южном крылечке конюшни, на разогреве, в одной рубашке, с накинутой на плечи ватной «горбушкой», и чинил упряжь.

      Толстую иглу он просовывал в дырки, протаскивал капроновую нитку, сшивал кожаные пластинки сбруи: от долгого употребления нитки в местах крепления с кольцами перетираются, поэтому нужен постоянный догляд. Хуже нет, когда в пути расползется упряжь. Особенно зимой в лесу, да с возом, да на морозе, да когда один-одинешенек. Сиди, кукуй, мерзни – некому помочь.

      Дядя Коля сидел с уже раскрасневшейся от солнышка физиономией, крутил своей иглой и мурлыкал невесть какую песенку.

      Когда меня увидел, обрадовался:

      – Пашка, вот ёштвоюлять, ты откуда здесь?

      У Николая Семеновича была странная, непонятная никому поговорка – «ёштвоюлять». Он применял ее повсеместно, при любом разговоре и в любой обстановке: хоть за чаем дома, хоть на людях. За глаза его кое-кто так и звал – Коля Ёштвоюлять. Но все его любили за незлобивость и безотказность.

      – К тебе пришел, дядя Коля. Дело вот есть.

      – Како тако дело? Сказывай, сосед.

      Я запереминался, стал что-то мямлить – неловко было сразу просить, мол, отрежь волосьев от хвоста… Потом все же сформулировал главную задачу:

      – Плашки надо бы поставить, пунашек бы наловить, дядя Коля.

      Николай Семенович воткнул иглу в дырку, зияющую в деревянном настиле, отложил кожаные ремешки, поерзал на бревнышке и развернул худощавое свое тело ко мне. Красивое его лицо всеми молодыми морщинками, всей давненько небритой щетиной устремилось со вниманием к моей персоне.

      – Тэк-тэк, Пашка. Стало быть, за сильями пришел?

      – Ага, за сильями, дядя Коля.

      Слава богу, не пришлось долго ничего объяснять. Догадливый у меня сосед.

      Николай Семенович вытянул вперед правую ногу и как-то двумя руками сразу полез в карман штанов. Он пошаркал в своем кармане и вынул оттуда крепко измятую пачку «Севера», вернее, то, что от нее осталось. Мне было интересно, как в таком комке измятой бумаги может сохраниться хоть одна захудалая папироса. Но вот удивительно, он подергал в разные стороны, выпрастанный из грязнющих конюховых панталонов бумажный комок, кое-как расправил его и вытащил из какого-то боку бесформенный предметик, отдаленно похожий на папиросу. Дядя Коля, бурча какие-то слова, из которых ясно слышалось