Степь отпоёт (сборник). Велимир Хлебников

тропою ивняка,

      Свою он «Песню Песней» пел,

      Тогда село наверняка,

      Смеясь, шептало:

      «Свой труд окончить он успел».

      Копыто позже путь топтало.

      Но осенью, когда пришли морозы,

      Сверкнули прежние угрозы

      В глазах сердитых стариков,

      Как повесть жизни и грехов,

      И раздавалось бранное слово.

      Потом по-старому пошло все снова,

      Только свадьбы стали чаще,

      С хмелем ссоры и смятений.

      Да порой в вечерней чаще

      Замечали пляску теней.

      Но что же?

      Недолго длилось все и то же,

      Однажды рев в деревне раздался,

      Он вырос, рос и на небо взвился.

      Забилась сторожа доска!

      В том крике – смертная тоска.

      Набат? Иль бешеные волки?

      «Ружье подай мне! Там, на полке».

      Притвор и ствол поспешно выгнув,

      В окошко сада быстро прыгнув,

      Бегут на помощь не трусы.

      Бог мой! От осаждающей толпы

      Оглоблей кто-то отбивался.

      В руках полена и цепы,

      Но осажденный не сдавался.

      За ним толпой односельчане,

      Забыв свирели и заботы,

      Труды, обычай и работы,

      На мясе, квасе и кочане

      Обеды скудные прервав,

      Идут в защиту своих прав.

      Излишни выстрел и заряд.

      Слова умы не озарят.

      На темный бой с красавцем пришлым

      Бегут, размахивающим дышлом.

      Тогда, кто был лишь грез священник,

      Сбежал с крыльца семи ступенек.

      Молва далеко рассказала

      Об этом крике: «Не боюсь!»

      Какая сила их связала,

      Какое сердце и союз!

      В его руке высокий шест

      Полетом страшным засвистал

      И круг по небу начертал.

      Он им по воздуху провел,

      Он, хищник в стае голубей.

      Умолкли возгласы: «Убей!»

      И отступили люди мест,

      И побежали люди сел.

      «В тихом омуте-то черт!» –

      Молвил тот, кто был простерт.

      Наверно, месяц пролежал

      Борис, кругом покрытый льдом, –

      Недуг кончиной угрожал.

      Он постарел и поседел.

      Иван, гордясь своим трудом,

      Сестрою около сидел,

      И в темный час по вечерам,

      Скорбна, как будто войдя в храм,

      Справлялась не одна села красавица,

      Когда Борис от ран поправится.

      И он окрепнул наконец,

      Но вышел слабый, как чернец.

      Меж тем и сельских людей гнев

      Улегся, явно присмирев.

      Борис однажды клятву дал

      Реку Остер двенадцать раз,

      Не отдыхая, переплыть,

      Указ судьбы его не спас.

      Он на седьмом погиб. Не плакал, не рыдал

      Иван, но, похоронив, решил уйти.

      Иных дней жребий темный вынул

      И, незамеченный, покинул

      Нас. Не знаю, где решил он жить.

      Быть может, он успел забыть

      Тот край, как мы его забыли,

      Забвенью предали пути.

      Но голубь их скитаний, хром,

      Отныне