Война роз. Право крови. Конн Иггульден

леденящие вопли и рыдания остаются без ответа, или еще хуже – обнажая слабость раненого, влекут к себе врагов, как кровь притягивает хищников. Маргарет распахнутыми глазами взглянула на вновь всплывшее свиное рыло и отвернулась, чувствуя, как ее кожа покрывается пупырышками.

      Снаружи, постепенно нарастая, стал слышен перестук копыт, да не одной лошади, а целой кавалькады. Возбужденные голоса назвали часовым пароль дня. На этом настаивал Дерри Брюер, твердя, что будет чувствовать себя круглым дураком, если допустит, чтобы королеву захватили в плен из-за отсутствия всего-то пары детских словечек, сказанных как надо кому надо. Сердце Маргарет кольнула тревога: среди прочих она расслышала и голос своего соглядатая, до срока вернувшегося из Сент-Олбанса. Что такое? Не бывает же битва выиграна вот так, в одночасье?

      Эдуард, вскочив, с гиканьем побежал открывать дверь, но под окриком матери замер, подняв на нее недоуменные глаза. Маргарет поднялась со стула, слыша, как за дверью, стуча латами о булыжники, падают на колени вооруженные рыцари. А поверх этих звуков раздался медный от торжественности голос Дерри:

      – Господа, смею возвестить: Его светлое Величество король Англии, лорд Ирландии, король Франции, герцог Ланкастерский Генрих!

      Королева прошла к двери, потеснив сына, который так и стоял, озадаченно сунув палец в рот, как какой-нибудь сельский дурачок. Платье, задевшее при проходе лицо, словно привело ребенка в чувство, и он вместе с матерью выскочил под дождь и ветер.

      Маргарет не видела своего мужа вот уже восемь месяцев, с того самого дня, как они с сыном были вынуждены спасаться, оставив Генриха одного в его шатре при Нортгемптоне. Предвидя возможный укор, она тем не менее гордо приподняла голову. Тогда победа была за Уориком и Йорком, взявшими короля Ланкастера в плен. И вот с той нижней точки Маргарет взялась отвоевывать свои позиции и отвоевала их сполна. Йорка и Солсбери теперь нет в живых, а Уорика удалось превозмочь. Ее муж пережил суровые испытания. А это главное.

      Нетвердо спешившись, Генрих повернулся и чуть не упал под прыжком своего сынишки, который порывисто обнял отца за ноги.

      – Эдуард, мальчик мой! – воскликнул король. – Как ты вырос! А твоя мать здесь? Ах, Маргарет, вот и ты! Ужель не обнимешь меня? О боже, столько времени минуло…

      Маргарет шагнула вперед, ощущая порыв ветра как пощечину. Она склонила голову, и король робко, с благоговением поцеловал ее в волосы. Генрих был очень худ и бледен. Он и так-то не отличался аппетитом (ел только под принуждением), ну а те, кто его стерег, вряд ли об этом заботились. Его тощее меловое тело на вид было немощным, а глаза, как всегда, притихши и пусты.

      – Ты просто мадонна, Маргарет, – тихо выдохнул Генрих. – Матерь великой красоты.

      Королева, взволнованно дыша, зарделась румянцем. В ее тридцать вокруг было полно ровесниц-матрон с бедрами такими пышными, будто единственное предназначение этих маток – плодить выводки чад. Свое прегрешение