Необычайные похождения Севы Котлова. Анатолий Алексин

его… Утром, помните? И он уже всё понял. Честное слово!

      Елена Кирилловна сказала, чтобы этот мальчик завтра ещё раз зашёл к ней для серьёзного разговора. Она так сказала… Но я не испугался! Я даже обрадовался. Да, да, обрадовался! Мне показалось, будто с плеч свалилось что-то тяжёлое, такое тяжёлое, что даже пол под ногами качнулся.

      – Ладно, Елена Кирилловна! Он… то есть я… Обязательно зайду!..

      Соседка Виктория Александровна крикнула из кухни, что «если с таким остервенением вешать трубку, рычаг окажется на полу». Но я ничего не ответил соседке. Я легко и весело зашагал в комнату, хотя разговор мне там предстоял не лёгкий и, уж конечно, не очень весёлый…

      1956 г.

      «Тайный сигнал барабанщика», или Как я вёл дневник

      10 ноября 1957 года

      Вчера вечером, когда я слонялся без дела по коридору, мама сказала:

      – Займись-ка лучше дневником. Это очень хорошее дело! Каждый день записывай в тетрадку всё самое важное. А когда-нибудь, через много-много лет, тебе будет интересно прочитать её своим детям или даже внукам и вспомнить, как ты был маленьким.

      – Не маленьким, а школьником среднего возраста! – поправил я маму. – Так ведь и в книгах пишут: «Для среднего школьного возраста».

      – Ну, пусть так, – согласилась мама. – Только пиши о себе всю правду, ничего не сочиняй. А то тебе же самому не захочется читать свой дневник, если в нём будет неправда.

      – Через много-много лет я уж забуду, правда это была или неправда…

      – Ничего не забудешь: детство не забывается.

      Ну, маме это, конечно, виднее!

      Доставая из ящика письменного стола общую тетрадку в клеёнчатом переплёте, я думал: «А может быть, я стану не просто взрослым, а каким-нибудь знаменитым человеком? Все люди сразу захотят узнать разные подробности о моём детстве. И вот эта самая тетрадка в клеточку им поможет. Тогда уж она будет храниться не в моём сломанном ящике, который можно открывать только щипцами да плоскогубцами (голыми руками его не возьмешь!), а где-нибудь в музее, под стеклом».

      Для начала я изрисовал всю обложку и края первой страницы человеческими головками, фигурками животных, хвостатыми росписями. Первую фразу я начинал три раза и три раза нарочно зачёркивал: я знал, что так именно поступают со своими рукописями знаменитые прозаики и поэты.

      Но что делать дальше, я не знал. Тогда я пошёл в библиотеку и набрал много толстых и тонких книг. Это были дневники известных людей: путешественников, учёных, писателей… Они всё очень подробно описывали в дневниках свою жизнь и жизнь ближайших родственников. Прямо изо дня в день: и кто что сделал, и кто что подумал, и кто что кому сказал. Они и природу описывали, и свои мысли, и настроения. Я тоже так буду делать.

      Потом я почитал Димин дневник, который лежит в ящике того же стола, только с другой стороны. Ну, Дима пишет главным образом о книгах, которые он прочитал, о международных событиях и о своей общественной деятельности. Мне кажется, это не очень интересно записывать. О международных делах можно