Чужбина не встречает коврижками. История русского эмигранта. Владимир Зангиев

равно по воскресеньям обычно нечего было делать и, чтобы развеять тоску, с удовольствием стал посещать «Эстрейю». Там, изрядно разогревшись дешёвым вином, мы предавались ностальгии, вспоминали прошлую жизнь, обсуждали текущие новости, выслушивали советы и просто спорили о том – о сём. Из всей компании я меньше всех потреблял спиртное, а посему более других усваивал услышанное.

      Интересно было слушать Василия Иваныча. В свои семьдесят шесть лет он был необычайно подвижен, а в выпивке не уступал нисколько молодым. Он имел огромный и весьма интересный жизненный опыт. Я с вниманием слушал его рассказы, ему это импонировало и скоро мы очень подружили. Старик проникся таким доверием, что даже дал номер своего домашнего телефона, сделав для меня единственного такое исключение. Я звонил ему среди недели, справлялся о здоровье, спрашивал какой-нибудь совет.

      А однажды я засиделся с Василием Иванычем допоздна в кабаке, остальные ушли раньше – всем надо было в понедельник рано утром вставать на работу. Вот тогда старичок особенно разоткровенничался со мной. Он жадно расспрашивал о России, глаза его увлажнились при этом. Срывающимся голосом он признался, что очень страдает по своей деревне на Орловщине.

      – А какие там в садах сливы! – всхлипывал старичок. – Я так мечтаю покушать пирог с вышней. И ужасно хочется хоть один раз… ну хоть краешком ступни коснуться родной земли.

      – Так в чём дело, Василий Иваныч? – недоумевал я. – Соберитесь и езжайте на родину.

      Он тупо уставился на меня, будто не видя, долго молчал, а затем, словно очнулся:

      – Не любите вы Россию, поэтому не поймёте меня.

      – Почему это мы её не любим?

      – Иначе бы не покинули родные края добровольно. А я вынужден был бежать. Надо было спасать свою шкуру.

      Он снова уткнулся носом в салфетку, принялся вытирать глаза. Я от души успокаивал старика. Вдруг он поднял на меня глаза и спросил:

      – Тебя как зовут?

      – Владислав, – удивленно назвался я.

      Старик сморщился, как от зубной боли… и неожиданно признался:

      – Это ведь моё первое имя. И вовсе никакой я не Василий.

      – Как так?

      – Эх! Жизнь – сложная штука, друг, много гадостей преподносит нам. И мы по молодости лет, порой, делаем много ошибок, за которые потом расплачиваемся всю жизнь. Сделаешь необдуманный шаг, а потом весь век каешься. Так-то.

      – Я пока до такой стадии вроде не дошёл…

      – Ну и слава богу! А я испытал такое… Всё эта проклятая война.

      – Так она давно уже закончилась.

      – Только не для меня. Я будто всю жизнь под ружьём. В сорок шестом забрался в эту проклятую дикую страну, думал здесь заживу тихо, спокойно. Но нет же… Ох, как я ненавижу этих индейцев!

      – Так почему же вы не уезжаете домой?

      – Нет – нет! – испуганно замахал он руками. – Там меня не простили. Я ни здесь никому не нужен, ни там… Меня презирают.