Возмездие. Александр Тамоников

деньги у нее отнимаешь, избиваешь.

      Куленин взвизгнул:

      – Так это она тебя сюда направила?

      – А какая тебе разница? Ты мойся, мойся.

      – Да задубел я, начальник!

      – Ничего, генералу Карбышеву гораздо хуже было, но он все выдержал, не сломался. А мать твоя меня не посылала. Зря, конечно, но не хочет, чтобы сыночка в милицию загребли да за хулиганку годика на три на нары определили. Жалеет чадо свое.

      – Как же! Пожалела! Тогда как ты здесь оказался?

      – Ну, объясняться перед тобой я не обязан, но если так хочешь узнать, скажу. Слишком вы с дружком громко орали. На улице слышно было. Ну что, помылся? Или еще постоишь под душем?

      – Помылся.

      – Одежда чистая есть?

      – Есть! В шкафу! В комнате!

      – Тогда закрывай кран и мухой в комнату! Но только в комнату и сразу же на кухню. Впрочем, улизнуть из квартиры я тебе по-любому не дам. Вперед!

      Выключив воду, схватив полотенце, протрезвевший Куленин выскочил из ванной, оставляя за собой мокрые следы. Переоделся, вернулся на кухню. Встал у холодильника.

      Дементьев указал на стул:

      – Присаживайся, Вася! Теперь поговорим.

      От батареи раздался голос Скрепина:

      – Ты че приковал меня? Отпусти!

      Дементьев ответил:

      – С тобой, Балбес, отдельный разговор будет, и не здесь!

      Скрепин сплюнул:

      – Тьфу, бля, попал!

      – Вот это точно. Попал ты по полной. Но пока молчи и приходи в себя.

      Балбес замолчал.

      Дементьев достал из папки, которую всегда носил с собой и которую оставил на тумбе, войдя на кухню, чистый лист бумаги, шариковую ручку. Отодвинул бутылку, стаканы, тарелки, сигареты и пепельницу на угол стола, положил лист с ручкой перед Кулениным:

      – А теперь, Вася, пиши!

      – Че писать-то?

      – Объяснительную!

      – В смысле?

      – Пиши, как над матерью издеваешься, деньги на пропой у нее отнимаешь, что пьянствуешь и дебоширишь каждый день. Пиши о том, как сегодня с дружком встретился, как пили, выгнав мать на улицу. В общем, пиши все о своем поведении.

      – Ага?! А ты потом меня в кутузку? И дело заведешь?

      – Я дела не веду. Это работа следователей. Но в «обезьянник» отправлю, если откажешься здесь объяснение писать. Даю тебе минуту на размышление. Либо пишешь бумагу и мы продолжим разговор тут, дома, или я вызываю наряд патрульно-постовой службы и общаться будем уже в отделе. Но учти, в последнем случае по-мирному мы уже не договоримся.

      – А здесь договоримся?

      – Все будет зависеть от тебя!

      – Ладно! Хотя я сейчас накатаю бумагу, а ты все одно нас с Балбесом в ментовку определишь.

      – Надо было тебя еще под душем подержать. Еще плохо соображаешь. Зачем мне заставлять тебя писать объяснение здесь, чтобы потом вести в милицию, когда я могу без проблем взять с тебя объяснения и в отделе, после того как отсидишь сутки в клетке?

      Куленин почесал нос:

      – А, хрен с тобой! Хуже не будет.

      Он взял ручку и начал писать.

      Дементьев прошелся по кухне. Встал у окна. Его окрикнул Скрепин:

      – Слышь,