Русские сказки, богатырские, народные. Михаил Чулков

стало не до шуток и сыну Чурилину. Царь-девица появилась пред стенами киевскими, начала опустошать окрестности сего города, вызывала богатырей и требовала выдачи виноватого. Никто не знал, какая вина и кто виноватый, но должно было обороняться, ибо разорения её учинились уже тревожны. Богатыри вменяли себе в бесчестие драться с женщиною, а военачальники, ведающие об участи прежде посланного тысячника, не смели выступить. Алеша Попович открылся, что он виноватый, и обещался без всякого сражения победить и привести эту богатырку в Киев.

      Ночь наступила. Царь-девица стояла в шатре своем в заповедных лугах княжеских. Богатырь наш пошел пешим, без всякого оружия, обернул перстень свой вниз камнем и так, будучи невидим, вошел в шатер. Царь-девица разделась и лежала на постели. Она не возила уже с собою кровати, ибо Алеша Попович отучил её опочивать столь нежно. Красавица эта показалась богатырю настолько прелестна, что не мог он помыслить учинить ей что-либо злодейское, чем удержаться, чтобы, подкравшись, не поцеловать ее. Красавица почувствовала поцелуй, вскочила, оглядывалась. Свеча горела и освещала шатер; но, никого не видя, легла опять. Спальное платье её распахнулось; белизна шеи и… Богатырь не мог не повторить поцелуи. Уста его прилепились и нельзя бы было ему сохранить себя в пределах почитания, кое чувствовал к особе, воспламенившей его сердце; не сердящаяся красавица, ощупав нечто существенное, оттолкнула прочь это страстное привидение. «Ах, как ты жестока!» – вскричал невидимый богатырь. Красавица смутилась и робким голосом вопрошала: «Кто ты, дерзкий? Телесное ли существо или…» – «Я – существо, тебя обожающее, не могущее дышать, чтоб дыхание мое не было подкрепляемо твоею любовью». – «Для чего ж ты не являешься предо мною в своем виде? Если ты обожаешь меня, зачем пугаешь ты меня такими сверхъестественными прикосновениями?» – «Вид мой, ах, сударыня!» – «Что!» – «Вам он ненавистен. Я не смею предстать». – «Какой же вид твой? Откройся!» – «Но обещаете ли вы простить богатырю, вас оскорбившему?» – «Как! Неужели ты Алеша Попович! Исчезни… или предстань, чтоб я кровью твоею омыла обиду мою!» – «Вот, сударыня! Могу ли я после этого предстать?.. Но вы не имели бы удовольствия поразить меня, если б я и показался. Знаете ли, кто я?» – «Кто ты? Ты – чародей, злодей мой». – «Нет, сударыня, я дух-хранитель ненавидимого вами богатыря. Сам он не заслуживает толь ненавистного названия. Можно ли кому-нибудь против вас злодействовать? Довольно вас увидеть единожды и на всю жизнь стать вашим невольником». Красавица призадумалась. «Но так обругать меня!» – продолжала она. «Это последствие предвозмогающих чувств. Взирая на вас, невозможно владеть собою. Я – дух, но едва удерживаюсь… Позвольте мне принять вид виновного. Он поистине заслуживает извинения. Он молод, недурен лицом, храбр». – «Нет! Я никогда не соглашусь». – «Однако, сударыня, – сказал богатырь, обернув камень перстня и бросаясь пред нею на колени. – Можете ли вы быть так жестоки, чтоб не простить сей покорности? Позвольте