Возврату подлежит. Ты стал другим. Беги!. Иван Калина

Я ничего понять не могу: откуда он взялся? Я вообще дома спать ложился, с девушкой, а тут – это.

      Сотеев ловко обрабатывал рану на голове Глеба, веселясь от собственного рассказа. В палатке кроме них никого не было. Под матерчатым потолком висел большой фонарь на батарейках. Он-то и освещал «операционную». На полу были разложены медикаменты: вата, йод, зеленка, бинты, а также шовный материал. Глеб сидел на коленках, безропотно позволяя врачу обрабатывать его голову. Сотеев, будучи человеком из его привычного мира, стал для Глеба неким связующим звеном между реальностью его недавнего прошлого и абсурдностью новой обстановки, свой среди чужих, союзник. И то, что он, как и Глеб ничего не помнит, в свою очередь примиряло с наступившей действительностью. Ничего, вместе они как-то разгребут эту ситуацию, выведут кого надо на чистую воду.

      Сотеев, не жалея антисептиков, промокал ватным тампоном рваные края открытой раны на коже головы, ворча на ненормального студента, сделавшего такой большой разрез. А Глеб пытался подавить звон в ушах, оставшийся на память от саперской лопатки. С содроганием он посмотрел на кривую иголку и моточек специальных ниток, которые приготовил врач. Боли он не боялся, но всегда с недоверием относился к швейному делу. Сотеев между тем продолжал развлекать пациента болтовней.

      – Это уж потом, когда все постепенно стали очухиваться друг за другом, мы поняли, что у нас у всех одинаковые симптомы. Причем, прошлое до этой экспедиции все прекрасно помнили, а вот как попали сюда и все что с этим связано, как будто кто-то начисто затер.

      Глеб зажмурился – Сотеев, наконец, взялся за иголку, проложил первый стежок, полюбовался им. Потом настала очередь второго. Глеб мужественно терпел, сжав зубы.

      – А обезболивающего не нашлось, Эскулап? – проворчал он в перерыве между пытками иголкой.

      – Дети хнычут, а ты – терпи. Обезболивающее может понадобиться в другом, более серьезном случае.

      И Глеб снова терпел. Что ему оставалось? Сотеев взялся за пузырек с медицинским клеем. На секунду заколебался.

      – Могу, конечно, и забинтовать. По желанию, – прокомментировал он.

      – Нет уж, лучше заклей, – Глеб поморщился, представив себя с забинтованной головой. Как раненый боец.

      Сотеев кивнул и откупорил пузырек. Холодная, вязкая жидкость как студень шлепнулась на голову, и Глеб почувствовал, как кожа тут же начала съеживаться – клей мгновенно подсыхал, образуя прозрачную блямбу.

      – Получается, что мы сами сюда приехали? А зачем?

      Сотеев беззаботно пожал плечами.

      – Нет идей. Готов выслушать твои.

      – А этот… профессор, он в порядке? – вдруг спросил Глеб. Его передернуло от воспоминаний.

      – Да жив-здоров, – охотно отозвался Сотеев. – Испугался только немного. Нашатыркой привели в чувство. Бегает теперь как молодой козлик.

      – Спортом, что ли, занимается? – усмехнулся Глеб.

      Сотеев погрозил пальцем:

      – Пошути